Тайны исцеления. CovID-19 – спасение человечества
|
|
«Иду в монастырь!» Как часто мы слышали такую фразу. Пойти в монастырь помолиться. За своих близких и родных, за себя – это одно дело. А иное, когда идут молиться за других. За всех русских православных.
Как сказал Канышев Александр Сергеевич, проделавший путь на коленях от Дивеева в Троицко-Сергиевскую лавру, что было бы хорошо, если вынуть из сердец людских всё грязное да положить туда всё чистое. Всё чистое, что это такое? Конечно, любовь к ближнему, доброту, отзывчивость, помощь страждущему, сострадание, не греховность, не воровство, не упрёки, кротость, смирение. |
|
|
Иначе на землю русскую придёт мор, глад, океаны в небо взберутся и начнут поливать дождём солёным. Горы падут. Огнь обрушится. И земля разверезнется своей пучиной, проглатывая людей одного за другим. Что есть такое ковид? Предупреждение людям или назидание? На самом деле – ковид это спасение душ их. Это их новая песнь послушания: «Очнитесь, золотые мои, опомнитесь, очиститесь от грязи телесной, от жадности, от помыслов нечистых, от гнева, стяжайте добро, идите в объятья ангела небесного, умаслитесь в доброте в чести. Таким образом, вы сохраните род людской, сами себя убережёте, детей своих. Если нет возможности пойти в церковь. Молитесь дома неустанно…»
|
|
Можно ли переделать людей? Пересотворить их внутреннюю божественную суть, очистить до блеска? Этим и занимается ковид наш – очищением от «грехов еси».
|
Ковид – загадочная болезнь, скорее, это некое подобие потустороннего существования, изнанка бытия. Людям показывается то, что они никогда бы не увидели за пределами себя. Ковид – это выход в космос без страховки.
|
Заметьте, что в открытом космосе тоже нечем дышать. Нет запахов, вкуса, нет привычных нам ощущений. Есть только громадный провал в нечто неведомое.
|
Люди в красной зоне, люди за красной зоной.
|
Люди – пленники сами себя.
|
Вакцинируйся – этим спасёшь не только себя, но и ближних.
|
Соверши подвиг вакцинирования! Перетерпи боль от укола, не пей спиртное три дня. Это и есть подвиг во имя ближних.
|
…Обними меня, мальчик мой, сокол, сизарь!
|
Как из нас вынимали исконное, наше!
|
Как из нас продавали его в стынь и хмарь
|
за печеньки, за доллары, пару кругляшек,
|
за борзых, за гнедых. По борделям – Марусь,
|
пусть танцуют. И спайсы (ещё до запрета) –
|
молодёжи! Ты где, моя дивная Русь?
|
Ты страна или всё-таки чувство? О, где ты?
|
Я – на гору, всё выше. Горят города
|
там, в груди моей! Пеплы святые. И топи.
|
Нас продали давно. Как рабов навсегда.
|
Нас изъяли. Мы ропщем – бессловно, безрото,
|
безуспешно. И нас не услышит никто.
|
Бог отчаялся нас создавать. Рынки, банки,
|
магазины, дворцы, мюзиклы, шапито
|
поглотят нас. Съедят. Разотрут в решето.
|
Как создать непредавших? Жестянки, болванки
|
кто от прошлого трижды отрёкся, а кто
|
по четвёртому кругу уже открестился!
|
Я твой крест не предам! Этот свиток и список.
|
По утрам у меня в серебре все ладони,
|
пахнут ладаном пальцы, левкоем, сандалом.
|
Не читаю – а стоны вдыхаю! Моё ли?
|
Мирославово? Иларионово? Тонем
|
всей землёй. «О погибели» слово – финалом
|
прозвучало! Нас предали. Сдали. Украли.
|
Нас давно прикупили поштучно и оптом.
|
За леса. За алмазы. За нефть. Наши дали.
|
Наши шири. Равнины. Союз наш затоптан,
|
алой кровью пропитанный, скормлен Европам.
|
Сокровенное вынуто. Но я пытаюсь,
|
да и многие тоже в разъятых пустотах,
|
находить острый край. И показывать палец,
|
мол, идите болотом!
|
Ни пяди, ни йоты
|
не сдадим. Но мы сдали, отъяли, отдали.
|
Вот уже добрались к нам до кухонь и спален.
|
А я крест всё несу и несу на Голгофу.
|
Моё сердце изломано. Кружатся ветры.
|
Из Китая нам амфетамины и морфий,
|
ибо ночи у нас безответны.
|
Напоследок обнимемся всё же! И кофе
|
по глотку отопьём из одной с тобой чашки
|
(эх, за Русь, за святое, за лучшее наше!)
|
и одну с тобой выкурим мы сигарету!
|
Конечно, вакцинирование – это не таинство соборования, это не крещение и не венчание. Но это есмь то, что человек совершает не только ради себя.
|
Но ради друзи своя, иные своя, братья своя, дети своя. Ради земли своей Божьей. Ради небес Широких, ради спасения душ наших.
|
Люди – они недоверчивы подчас, думают, что у них иммунитеты крепкие, что барьеры есть, что устоять можно, что избежать. Вот другие не попались, а я-то не попаду, я же иной, спортом занимаюсь, бегом, гантелями.
|
Или думают: вакцинируюсь и начнётся что-то неведомое. Галлюцинации там разные, будет казаться, что всё сон. Что я — есмь сон. И что я снюсь сам себе.
|
Страхов у людей многое-множество.
|
И это понятно. Поэтому идут и покупают сертификаты за любые деньги. А мошенники и рады стараться подзаработать на неумении людей жертвовать собой. И ради чего, думает человек, я буду приносить себя в дар этой вакцине? Пусть другие себя приносят. Я не буду. Пусть иные идут в храм. А мне на что?
|
Откуда пошло недоверие людей к власти, к медицине, ко всему, что исходит из уст новостных каналов? И виноват ли человек сам по себе?
|
Скажу, что нам слишком много врали.
|
Нас разводили на ваучеры.
|
Все, кому не лень.
|
Разводили на деньги нас Мавроди, Властелины колец, сообщества недостроенных зданий, скупщики краденного, передельщики собственности. Кругом отъёмы, отжимы, отъятия! А жизнь-то одна. И человек думает: «А вдруг вакцинация – это опасно? Что будет со мной? Вдруг нарушится во мне что-то? Начнёт разрушаться личность. Вдруг я перестану быть таким, как прежде?»
|
Нет не физическом уровне. А на моральном. Всяко бывает…
|
Но давайте по порядку. Рубеж две тысячи девятнадцатого и двадцатого года. Рынок в Ухане, затем Милан. И далее, далее Африка, Америка.
|
После всего Россия. Отчего такой путь ковида? Зигзагом.
|
***
|
Аннушка
|
разлила не масло, а колбу с кобриным ядом.
|
Яд был украшен цветами розовыми, что слоны.
|
Сердце у кобры билось миной, градом, снарядом.
|
Не подходи. Будет больно всем от взрывной волны.
|
|
Аннушка или Мейла, Ниу, а, может, Роу,
|
нежная, как орхидея, сливовая, что нефрит.
|
Но отчего-то из сумочки, может, была не здорова,
|
выронила и разбила колбу она между плит.
|
|
Аннушка. Кобра. И масло жёлтое с нежным ядом.
|
Змеи – любимое лакомство в янтарной, халвовой листве
|
для азиатских народов. Змеи – приправа к салатам.
|
Змеи большие и жирные грелись в упругой траве.
|
Их капюшончики – аспидны.
|
И так узорчато пёстрые.
|
Красное, полосатое брюхо белым-бело.
|
Есть бы лягушек во Франции, жаб на далёком острове,
|
ящериц в тихой заводи. Словно разбито стекло
|
в антимиры и Солярисы.
|
Сам виноват. Не жалуйся.
|
|
Где-то в лаборатории мыши, микстуры, колбочки,
|
здесь бы сдавать анализы – царской лягухи кровь.
|
Сверху похоже на дерево, а изнутри нисколечко.
|
Змей, скорпион, рептилия – в пекле любых катастроф.
|
Вот и роняй свою голову прямо в ладони безмолвные,
|
лучше бы ел ты морковь!
|
Щи из капусты бы квашенной в праздник пшеничных хлебов.
|
|
Но здесь по рельсам, по лужицам, по небольшим полушариям
|
кобриный яд! В каждой капельке вмёрзла людей нелюбовь.
|
От нелюбви столько сделано тварями и не тварями,
|
лучше уж пулю куда-нибудь в лоб или левую бровь.
|
|
Аннушка, Мейла ли, Роу ли
|
нежная, как орхидея, сливовая, что нефрит.
|
Вот и ругай её злобно: Дура, овца ты, корова.
|
Голову нежно на плечи: с плеч голова отлетит
|
в речку Янцзы или Ханшуй,
|
в цвет ядовитый раскрашен
|
каждый в аду общепит.
|
|
Просто всё! Пушки и танки, с боеголовкой ракета
|
дорого стоят в монетах: доллары, евро, пиньинь,
|
драхмы и гривны. Дешевле мясо змеи с винегретом.
|
И твоя песенка спета. Вон-ан, прощайте, аминь!
|
|
Войны…О, сколько их. Разных. Эбола или ЭбОла.
|
Сколько пропели нам соло или Шопеновский марш.
|
Но как в недетской сказке
|
кобра глядит из-под пола,
|
кровь стынет в жилочках аж!
|
|
В мёртвом кольце мир наш хрупкий,
|
где-то сидит проститутка
|
или же сам проститут
|
и продаётся. Иначе – голым ходи! – не дадут!
|
Далее – ужасающие кадры полиэтиленовых пакетов, куда помещены умершие люди. Их косточки, гниющие мышцы, закрытые от ужаса гроба.
|
Но отчего кто-то избегнул? Отчего все рядом умерли, а он жив? В чём его предназначение?
|
Оставшегося, здесь на земле?
|
Вот несколько версий – спасти иных. Даже грешных. Чтобы отмолить грехи их. Убийц и воров. Они-то, зачем остались? В чём промысел? В чём отгадка?
|
Отгадка в нас – оставшихся! Ибо мы не просто так люди. Не просто так человеки. Не просто так видим солнце, небо, детей, маму! А во имя их.
|
Канышеву Сергею Александровичу видение было – Богородица позвала его в путь на коленях грехи отмаливать людские, она и благословила. Просто человек – Канышев С. А., просто идущий от Дивеева 9 с половиной месяцев до Троице-Сергиевского монастыря 400 километров. Я взяла калькулятор и подсчитала, что шёл он на коленях по дорогам и просёлкам 285 дней, то есть по полтора километра в день. На коленях! Спал в палатке. Молился. Питался тем, что подадут. Тележку с крестом и со иконою толкал впереди себя. Странник-Христа ради, мученик за людей, отмолитель грехов наших! Нет, не юродивый, юродивый – это иное тоже не менее почётное деяние, но иное, тихое…
|
***
|
Не оглядывайся. Иди. Иди. На коленях.
|
Как очарованный странник двадцать первого века.
|
Позади километр. Впереди
|
восемьсот, тем не менее
|
на коленях, как будто юродивый, старец, калека.
|
Позволяй себе мучиться. Спать, где попало, плащ бросив
|
на медвяные травы, лежать в этих травах, есть мало.
|
Ты оставь мне грехи. Нынче мне всё есть храм, всё есть просинь!
|
Я вхожу в этот свет, я вхожу в эту тьму, что ломала.
|
Я могу, словно нищенка также стоять возле «Sрar»- а,
|
и не видеть зазорного в ней ничего, встану рядом:
|
— На, монеты блестящие. Их я тебе добывала.
|
О, как многие люди теперь попрошайкой донатят,
|
кто на хлеб, кто на воду, профессор на книгу, доклады.
|
Так вкушай эту осень – она, что псалом из Псалтыри,
|
как «блажен, чьи грехи» в отмоленьи оставлены в мире,
|
и не помнит отмоленный грех, ибо ладан.
|
Обо что не запнёшься – о камень, дощечку ли, надолб –
|
всё мне пух, всё мне мох, все мне ладно и складно.
|
|
Вот стою в общем хоре – старуха, младенец, певица,
|
для меня хороши даже те, кто собою гордится.
|
Ибо всё – есть сиянье. Ибо в общем мы времени жили,
|
из того, где Высоцкий из сил рвался, из сухожилий.
|
Из того, где был Галич, я плачу слезами тех Плачей,
|
до сих пор поколенье, как лес мой, во всю искорячен.
|
У Шекспира война, как игра, чтоб терпеть пораженье
|
и одиннадцатая есть заповедь, что Моисеева,
|
хагакурэ в листе, что сокрытое после сожжения,
|
так посей меня заново, ибо зерно для посева – я.
|
|
Двух смертей не бывать, так на третьей давай остановимся,
|
горло жгут мне слова, как костёр изначально осенний мой,
|
ибо осень считаю я с первой петли от Есенина,
|
добавляющей боли петли от Марины особенно.
|
Потому – на коленях!
|
На этих шершавых и слабеньких,
|
и, конечно, по-женски,
|
конечно, конечно по-бабьи я
|
очарованным странником,
|
стареньким, слабеньким, маленьким.
|
Маяковским навыворот, чтобы остались уста одни…
|
|
А теперь о подвигах ради Христа. Может, они не так масштабны, а скорее единоличны. По своей скромности, может, не так известны. Но они на одной высоте с иными подвигами. Ибо у подвигов нет меры и нет аршина. Например, скромная девушка Анна Калоян, которая родилась в семье курдов-езидов, но приняла православие. Возлюбила Христа велико! (Для справки езиды – очень закрытые люди, их около полумиллиона человек, они поклоняются солнцу, их птица – павлин пышнохвостый, их язык езидитский. Курды – это древняя нация, выходцы из Вавилона…) Не буду углубляться в суть конфликта курдов и турков. Это давний спор. Это такие фантомные боли, что страшно!
|
Анна Калоян погибла от рук своих родителей, которые забили дочку до смерти, не пуская её в христианский храм. Они перебили ей руки и ноги, требуя отречься от веры Христовой.
|
Ещё один подвиг – воина-мученика Евгения Родионова, который попал в плен во время Чеченской войны. Но не отрёкся от веры православной, был зверски замучен бандитами.
|
Много думаю о других людях, принявших смерть во время войны. Ибо они спасали людей от фашизма. Фашизм – это звериная суть диявола, вырвавшаяся из глубин преисподней. Если люди умирая, произносили – за родину! То это и есть мученичество за веру. Ибо вера в родину – тоже суть православия. В Посланиях Апостола Павла можно найти наставление -заботиться о своих и в сумме о своем доме. Под словом “дом” подразумевалось гой еси, государство, Родина. В таком контексте это слово упоминается в разных местах Библии. К подвигам за родину – принятие мученической смерти воины-мученики приравнены, как стяжатели за веру, ибо защита дома – это тоже защита себя и веры своей, где иконки хранятся, где ладаном пахнет…
|
Тебя, моя родина, Грузия ждёт. Православный
|
весь мир стосковался. Одесса ждёт и Николаев.
|
Россия разорвана, выдрана, купол и корни державы.
|
О, как бы я пела, как глотку бы в небо вставляла.
|
Так жизнь за тебя отдавали, удобрив костями
|
и кровью полив шар земной, всю плакучую землю.
|
Пётр Багратион – князь грузинский, шотландец де Толли,
|
ужели не сможешь препятствовать игу и зелью,
|
тебя затопившему, ребра подмявшему, в горло
|
вставляющее тебе нож и во спину ракеты?
|
Внедряйся опять, моя родина, в жаркие горны,
|
чистейшая горлица, птица-голубка планеты.
|
Хрустальные звезды разбили твои, оси вырвав.
|
Гляди: Севастополь дождался весны твоей русской.
|
И плачет Болгария там, на холме: «Где же миро,
|
ой, люди, как жили мы добре до этой утруски!»
|
Бандитской, кровавой расправы над маткой-Россией,
|
над маточным млеко её да над звездной стезёю.
|
Прибалтика – глупая! Девушкою некрасивой,
|
как о женихе умирает, брюхатая, в поле с козою.
|
И биполярным страдает расстройством, распавшись на атом,
|
в Европу стремящийся мир, что в ворота стучится,
|
он, как изнасилованный профашистским солдатом,
|
ну, ладно бы в лоно, а то в грудь и в мозг, и в ключицы.
|
Есть люди, сражающиеся за нас, за тебя, о, родная –
|
бескрайность Российская, ты, как модель запасная
|
всех подвигов, всех восхождений и в космос рождений.
|
Я трогаю памятник – буквы твои! На колени
|
встаю перед каждой травинкой растущей, поющей,
|
всходящей из прадедов, кости оставивших в глине
|
и в сече кровавой. Я, словно Георгий на суше,
|
умом не понять и не смерить аршином отныне.
|
Глубин и высот! Посмотри ты на глобус – как он тянет руки
|
ко всем нам, заждавшийся, к Бресту, Камчатке, Кронштадту!
|
Ко всем заблудившимся, к брату, сестре и не брату,
|
в конвульсиях шар земной, близок к инсульту-инфаркту.
|
…Блокируй счета им, бессовестным, нагло богатым.
|
Какие вам деньги? Остались нулей только звуки!
|
————————-
|
Ах, небрат мой, нематушка и несупруг наречённый!
|
Отреченье вокруг и отъятие, что не причём мы.
|
А я гибну за вас, ибо нету роднее небратьев,
|
в ваши все необъятья и в гвозди всех ваших распятий,
|
в настоящее сердце вколочены все, сколько есть. А я Матерь
|
всех недеток, недочек, не малых сынов…Хватит, Хватит!
|
Возвернитесь обратно в мой дом, на мою Атлантиду.
|
Ибо сердце рвала пред другими веками во имя
|
для сшивания швов и взрызания в ваши молитвы.
|
Почему, почему мне не с вами, точнее не с ними?
|
|
Ибо знаки одни на ладонях, запястье, на коже,
|
и болиды мне спину сжигали такие же тоже.
|
Выскребали нутро мне, ожоги так были похожи,
|
что аллее, краснее и царских они бирюзовей,
|
о, нет, я не одна в Ярославином плаче и зове
|
мной любимого Игоря. Или же он нам некнязь?
|
Да и царь нам нецарь, что убит был в Ипатьевском доме?
|
Да и боль нам неболь. Да и кровная связь нам несвязь?
|
Только рот мой вопит о такой невозможной, весомой
|
небывалой любви! Что её невозможно проклясть.
|
И её невозможно ни вычеркнуть, ни сфотошопить,
|
ни накрыть, н заткнуть, ни убить. Лишь по паре в Потопе
|
брат и брат,
|
мать и мать, дочь и дочь, сын и сын.
|
Сыне мой! На колени мой блудный сыночек,
|
не покинувший дом, не покинувший мир, что един!
|
Потерявшийся в этом единстве из множества, Отче,
|
всей галактики! Всех её пряных, тугих сердцевин.
|
И руин, покалеченных звёзд и ослепших,
|
ниспадающих в бездну, горячих, что угли, комет,
|
разбудивших всех ангелов, странников, конных и пеших
|
в обезумевшей родине нашей от впадин до брешей.
|
Мы-то думали, в лоб мы целуем, а сами в затылок – кастет!
|
И ломаем ей пальцы, о тонкие, в музыке пальцы!
|
Или, впрочем, непальцы, неруки её, нехребет.
|
Кто мы после всего? Дикарищи да неандертальцы.
|
О, прости меня, Сыне!
|
Но нет мне прощения.
|
Нет.
|
|
Как всё-таки найти это прощение. Хотя бы от одного человека? От двух? От тысячи? Ведь смолчавший, не заступившийся – он тоже антиваксер, как вину свою искупить пред людьми праведными? Вспомните Казнь 21 египетского христианина, Кровь мучеников, пролитую ради нас. Кровь простых рабочих, что приехали на заработки в Ливию, их казнили за то, что они НЕ отреклись от веры своей, были жестоко умерщвлены на берегу моря палачами – палачи в черном с закрытыми лицами…
|
А теперь вернёмся к одинокому страннику, бредущему на коленях до Троице-Сергиевой Лавры. Инда бредет он себе и бредёт. Ради нас. И молится и поёт молитвы свои.
|
Впереди тележки — Распятие и икона Господа Вседержителя. Только скрип слышится. О чём шепчут уста Александра Сергеевича? О чём слабая молитва его, полушёпот? Разве услышишь за воем машин, мчащихся с грузами, за шумом колёс, за криками автострады:
|
— Уйди. Освободи дорогу! Эх…
|
И бивали его хулиганы, и смеялись над ним, и дивились, и плечами пожимали, и думали – уж больно грешен, видно, сам, что так мается! Спомогали ему – кто хлебом, кто едой, кто молока давал. Кто рядом вставал да молился. А это как раз 95-96 года, разгул неверия и обмана. Наплыв в нашу страну сектантов, воров, злоумышленников, откровенных разбойников и расхитителей. Сколько людей совратили! Обобрали! Отняли денег!
|
…Поют-поскрипывают смешные детские, самодельные колёсики, шуршат брезентовые наколенники на разбитых в болячки и в кровь коленях этого странного прямо скажу безбожного двадцатого столетия русского человека! Как нас от церкви отлучали! Силком отнимали! Детей не разрешали крестить. А мы крестили. С комсомола выгоняли. Премии лишали, выговоры делали в личном деле.
|
Ха! В личном деле!
|
И до сих пор наши личные данные не защищены! То и дело номера телефонов сливаются бандюгам. То и дело личные кабинеты вскрываются. Деньги воруются. А вот молитва защищает. Как это работает? Да очень просто: Богу молитва наша слышится через все преграды, через шумы дорог, крики шоу, теле-радио, сквозь стены кирпичные и бетонные.
|
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА
|
Это именно тот миг, когда Нерон на плечо
|
вскидывает скрипку, глядя на город горящий.
|
Я сегодня совсем думать не могу ни о чём,
|
кроме, как о страстной пятнице. Как Его стащат
|
|
со креста. Что хрустнут суставы беспомощно так,
|
как у слепой старухи, у моей немыслимой бабки.
|
Мне очень жаль, что не сносят барак,
|
как обещали власти лет десять, не так ли?
|
|
Мне очень жаль, что не изменится ничего.
|
Также лгут, предают, газ-нефть качают, качают –
|
бездонные недра. А ему-то, Господи, ему каково
|
быть преданным, Иудой целованным, отчаянным?
|
|
Мало, видимо, крикнуть:
|
— Люди! Люблю вас! Люблю вас!
|
Мало, видимо, жизнь отдать!
|
Глухие, босые…
|
Только Мария ползком, обливаясь слезами, давясь:
|
— Сыне, что они сделали! Сыне!
|
|
Ничего нету горше, чем эта страстная пятница.
|
Не могу даже ужинать: ни хлеб, ни огурец, ни картоха,
|
всё мне кажется пресное, как невнятица,
|
всё мне кажется горькое, всё мне плохо.
|
Ни статья, ни строки, ничего не складывается,
|
лишь одно вижу, тело его белое, охладевающее,
|
поскорей бы закончилась эта страстная пятница,
|
что из пятниц та ещё.
|
|
Говорят, что надобно делать в пятницу:
|
мыть окна, пол, месить творог, сдавать макулатуру.
|
Что цветёт в Гефсиманском саду? Шелкопрядницу
|
чем порадовать сдуру?
|
|
Ибо снаружи бабочка, а внутри – червяк.
|
Гляжу на Боговы пальцы, скрюченные червячками.
|
Умоляю, дайте хотя бы знак,
|
хотя бы ссылку, надежду, как быть с нами?
|
|
Раньше, ещё до распятия громко кричали так
|
бабы в платках цветастых, парни да мужики, и
|
после распятия тихо. Видимо, всё же барак,
|
коль обещали, расселят. Людям дадут квартиры!
|
Поймите, люди добрые, чем больше вы сделаете хорошего в этом мире – тем лучше и чище станет он. Добрее и милостивее…
|
Не хочется думать о том, как и кто страдал. Хочется думать – за что, за кого, для чего? И в том наше спасение, что добры мы будем. Что хоть и заблудшие, но дорогу найдём. Хоть и не любим, но любимы. Хоть и грешим, но очищены. Хоть не молимся, но у же отмолены теми, кто шёл на коленях, кто погиб за веру, кто принял мучение и страдание.
|
Поэтому всё во благо.
|
И глад. И мор. И болезни. И страдания.
|
Гимн хочу спеть нашим временам ковидным. Ибо это тоже во спасение идёт. И все спогибшие в больничных палатах под ИВ-ми, все, кто привился – он тоже спасатель, и ревакцинированный, и просто послушный гражданин, надевающий маску. Это тоже подвиг – ходить с закрытым носом и ртом. Но надо плыть по течению. А не против. Если даже вас в соц. сетях забрасывают комментариями о том, что прививка – зло, если вам пишут обидное. То отвечайте вежливо, не обижайтесь. Ибо не ведают что творят, потому что недогадливы. Но злобивы.
|
Вот бывало и мне напишут такого, что ранят. Они же – люди, а не ангелы.
|
Но всегда думаю о крестящемся страннике. О том, что скрипят «колёсы» самодельной тележки, что поют спицы, что слетают немудрёные винтики, раскручиваясь.
|
Это самая лучшая песнь. Самодельная.
|
Ибо это и есть настоящее!
|
ЕСЛИ ОТНИМАЮТ – РАДУЙСЯ.
|
ЕСЛИ УБИВАЮТ – МОЛИСЬ ЗА НИХ, УБИВАЮЩИХ.
|
***
|
Я их вынашивала, как детей,
|
твоих бывших жён и любимых.
|
Для них не отращивала я ногтей,
|
дышать я старалась мимо.
|
Присушкой, колядкой, забвеньем-травой,
|
всех Дунек, всех Машек, всех Катей.
|
Вдыхала-выдышивала этот слой,
|
чужие дожди прикрывала собой
|
всех комнат, домов и кроватей.
|
Я впитывала их – чужих! – как своих,
|
тобою, как хлебом, делилась.
|
Мне батюшка Сергий сказал, чтоб я их
|
простила, явила, чтоб милость.
|
Что кукол раскладывала у икон.
|
Они были – сёстры.
|
Да, сёстры!
|
Замкнулось Евангелие во мне остро,
|
как провод под током с обеих сторон…
|
Легко говорить, что уйди, убеги,
|
Легко говорить то, что время излечит.
|
Теперь я другая:
|
во мне искалечен,
|
во мне мир убит тот, в котором «ни зги».
|
Теперь – разлюбила, рассталась, ушла.
|
Всех тех, выцелованных, выдранных, въятых,
|
всех выпитых, выскобленных и отъятых
|
куда теперь деть мне? Что крох со стола?
|
Как вырвать морозящий и как мертвящий
|
сей ком из груди? Вырвать город горящий
|
эпох этих злых, пепел их, Карфаген,
|
Эоловых арф да из рёбер, жил, вен,
|
Пандоры закрыть как мне ящик?
|
|
***
|
У меня отбирали мой дом, где коты и собаки.
|
У меня отбирали ребёнка плохие компании.
|
Я вступала то в ссоры, то в междоусобные драки.
|
Я стелила соломку, да что там соломку? – заранее,
|
|
тюфяки да перины, сугробы, снега, что помягче бы.
|
Я взывала к своей интуиции, чувствам – прислушаться!
|
Бумерангов ждала, возвращений, пинг-понгов и мячиков.
|
Умоляла себя: не борись! И считала, как лучше бы!
|
|
У меня отбирали не просто моё: а любимое!
|
Был родной.
|
Стал чужой.
|
Был мне муж, стал прохожим лишь.
|
Мои строчки, как птицы выстраивались, журавлиные,
|
покидали меня. Отрекались, по небу шли клиньями,
|
улетали к другим. Становясь от того лишь дороже мне.
|
|
Говорила себе я тогда вопреки: так возрадуйся!
|
Отторгают когда. Отбирают когда. Радо! Радо мне!
|
Научилась тогда брать в кулак свою душу пред хаосом,
|
а в ней весу всего-то, как пёрышко
|
промежду правдами!
|
|
…Все вернулись обратно.
|
Вот дом. Вот семья. Дети с внуками.
|
Все вернулись кешбеками, словно в сберкассе процентами.
|
Да – расколото мне!
|
Да – неверно!
|
И да, что не цело мне!
|
Просто я поняла для чего эта жизнь, для чего это тело мне.
|
Быть – науками!
|
|
Словом, радуйся, если забрали, украли, обчистили!
|
Но найдутся всегда и очаг, и огонь, печь с лежанкою.
|
И найдутся всегда бинт и вата, прижечь чтобы ранки мне.
|
И найдётся всегда среди стрел, кто не выстрелит!
|
|
Города, что в груди у меня, греют пеплами.
|
И мне родина сердце своё, чтобы ныло, оставила!
|
За второю, за молодостью будет сразу же третья!
|
Заучи.
|
В рамку вправь моё правило.
|
А теперь о том, как молиться перед ВАКЦИНАЦИЕЙ. Какими молитвами?
|
Конечно, Отче наш, Дева, радуйся, ВСЕМ Святым, неплохо бы прочесть молитву «Перед началом всякого дела…». Специальных молитв для вакцинящихся пока нет. Как и для антивакцинящихся тоже. Но надо молиться за тех и других.
|
«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.
|
Благослови, Господи, и помоги мне, грешному, совершить начинаемое мною дело, во славу Твою.
|
Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.»
|
Стихотворение о том, чтобы люди смогли прийти к молитве сей…
|
Возрадуемся тем, кто нас исцеляет!
|
Болезнь – есмь исцеление от неё же самой.
|
Она прорастает в нас, она молодая,
|
она же глупая,
|
как щенок!
|
|
Она в нас тычется мокрою мордой.
|
В тысячи мордочек тёплых своих!
|
Ей кушать хочется. Пищи твердой
|
в нас очень много, ешь за двоих.
|
|
Особенно вкусная кашица лёгких!
|
А ты, человек, что котёл ты, что жар.
|
И в температуре!
|
В плавильне! Кто смог бы
|
придумать такую? Смесь дыма, сигар…
|
Вдыхай! Задыхайся! Ты есмь самовар,
|
тебя можно пить, человек, ты – пив-бар.
|
Тебя можно, словно ты – травка, вдыхать.
|
Тебя можно так изнутри во меха
|
вовсю целовать!
|
|
Так целуй же, целуй!
|
Девицу. Она не хотела идти.
|
Она так подумала: «Мне не к лицу
|
прививочный грипп!»
|
|
До боли мужчину целуй, до крови.
|
Он тоже идти не хотел по любви.
|
|
Старуху! Она так подумала: «Мне
|
зачем это всё? На другой я волне.
|
Я завтра семян припасу в огород,
|
рассаду я буду выращивать и
|
лишь только за хлебом схожу, а штрих-код
|
с меня в продуктовом не спросит народ,
|
а там, в «Евроспаре», что хочешь, бери!»
|
|
И вот все в палате – в одной, ровно в три
|
на «Скорой» их всех привезли, как господ!
|
|
О, Господи, ангел, царица моя!
|
За них я молюсь и реву в три ручья.
|
Я сколько своих схоронила друзей:
|
Володю.
|
Сергея.
|
Алёну!
|
Козе
|
и то бы понятно: от госпиталей,
|
как и от тюрьмы, от сумы, новостей
|
ты не зарекайся! Ковиду совсем
|
плевать, кто ты: нищий, богатый, свет, темь!
|
Он – маленький, глупый, кудлатый щенок.
|
Он просто хотел кушать. И в тебя втёк.
|
Осталось одно. Сделать шаг. Сделать доброе дело. И не бояться ничего, ибо молитву ты прочёл. А Господь сам решит: во благо это, в пользу, в радость, в путь, в небо, в космос, в солнце. Ибо даже безногий может дойти. Даже слепой увидеть. Глухой услышать. Безрукая Венера может обнять. Безъязыкий сказать так, что это будет по-своему, не похоже на других.
|
И я иду по дороге безногих, слышу глухотой, вижу слепотой, обнимаю Венерой.
|
Всё находится в сердце.
|
Хочешь его дам – постучать в твои рёбра?
|
Услышь. Увидь. Внемли!
|
|
Источник
|