Тайны исцеления. CovID-19 – спасение человечества
|
«Иду в монастырь!» Как часто мы слышали такую фразу. Пойти в монастырь помолиться. За своих близких и родных, за себя – это одно дело. А иное, когда идут молиться за других. За всех русских православных. Как сказал Канышев Александр Сергеевич, проделавший путь на коленях от Дивеева в Троицко-Сергиевскую лавру, что было бы хорошо, если вынуть из сердец людских всё грязное да положить туда всё чистое. Всё чистое, что это такое? Конечно, любовь к ближнему, доброту, отзывчивость, помощь страждущему, сострадание, не греховность, не воровство, не упрёки, кротость, смирение. |
Иначе на землю русскую придёт мор, глад, океаны в небо взберутся и начнут поливать дождём солёным. Горы падут. Огнь обрушится. И земля разверезнется своей пучиной, проглатывая людей одного за другим. Что есть такое ковид? Предупреждение людям или назидание? На самом деле – ковид это спасение душ их. Это их новая песнь послушания: «Очнитесь, золотые мои, опомнитесь, очиститесь от грязи телесной, от жадности, от помыслов нечистых, от гнева, стяжайте добро, идите в объятья ангела небесного, умаслитесь в доброте в чести. Таким образом, вы сохраните род людской, сами себя убережёте, детей своих. Если нет возможности пойти в церковь. Молитесь дома неустанно…» |
Можно ли переделать людей? Пересотворить их внутреннюю божественную суть, очистить до блеска? Этим и занимается ковид наш – очищением от «грехов еси». |
Ковид – загадочная болезнь, скорее, это некое подобие потустороннего существования, изнанка бытия. Людям показывается то, что они никогда бы не увидели за пределами себя. Ковид – это выход в космос без страховки. |
Заметьте, что в открытом космосе тоже нечем дышать. Нет запахов, вкуса, нет привычных нам ощущений. Есть только громадный провал в нечто неведомое. |
Люди в красной зоне, люди за красной зоной. |
Люди – пленники сами себя. |
Вакцинируйся – этим спасёшь не только себя, но и ближних. |
Соверши подвиг вакцинирования! Перетерпи боль от укола, не пей спиртное три дня. Это и есть подвиг во имя ближних. |
…Обними меня, мальчик мой, сокол, сизарь! |
Как из нас вынимали исконное, наше! |
Как из нас продавали его в стынь и хмарь |
за печеньки, за доллары, пару кругляшек, |
за борзых, за гнедых. По борделям – Марусь, |
пусть танцуют. И спайсы (ещё до запрета) – |
молодёжи! Ты где, моя дивная Русь? |
Ты страна или всё-таки чувство? О, где ты? |
Я – на гору, всё выше. Горят города |
там, в груди моей! Пеплы святые. И топи. |
Нас продали давно. Как рабов навсегда. |
Нас изъяли. Мы ропщем – бессловно, безрото, |
безуспешно. И нас не услышит никто. |
Бог отчаялся нас создавать. Рынки, банки, |
магазины, дворцы, мюзиклы, шапито |
поглотят нас. Съедят. Разотрут в решето. |
Как создать непредавших? Жестянки, болванки |
кто от прошлого трижды отрёкся, а кто |
по четвёртому кругу уже открестился! |
Я твой крест не предам! Этот свиток и список. |
По утрам у меня в серебре все ладони, |
пахнут ладаном пальцы, левкоем, сандалом. |
Не читаю – а стоны вдыхаю! Моё ли? |
Мирославово? Иларионово? Тонем |
всей землёй. «О погибели» слово – финалом |
прозвучало! Нас предали. Сдали. Украли. |
Нас давно прикупили поштучно и оптом. |
За леса. За алмазы. За нефть. Наши дали. |
Наши шири. Равнины. Союз наш затоптан, |
алой кровью пропитанный, скормлен Европам. |
Сокровенное вынуто. Но я пытаюсь, |
да и многие тоже в разъятых пустотах, |
находить острый край. И показывать палец, |
мол, идите болотом! |
Ни пяди, ни йоты |
не сдадим. Но мы сдали, отъяли, отдали. |
Вот уже добрались к нам до кухонь и спален. |
А я крест всё несу и несу на Голгофу. |
Моё сердце изломано. Кружатся ветры. |
Из Китая нам амфетамины и морфий, |
ибо ночи у нас безответны. |
Напоследок обнимемся всё же! И кофе |
по глотку отопьём из одной с тобой чашки |
(эх, за Русь, за святое, за лучшее наше!) |
и одну с тобой выкурим мы сигарету! |
Конечно, вакцинирование – это не таинство соборования, это не крещение и не венчание. Но это есмь то, что человек совершает не только ради себя. |
Но ради друзи своя, иные своя, братья своя, дети своя. Ради земли своей Божьей. Ради небес Широких, ради спасения душ наших. |
Люди – они недоверчивы подчас, думают, что у них иммунитеты крепкие, что барьеры есть, что устоять можно, что избежать. Вот другие не попались, а я-то не попаду, я же иной, спортом занимаюсь, бегом, гантелями. |
Или думают: вакцинируюсь и начнётся что-то неведомое. Галлюцинации там разные, будет казаться, что всё сон. Что я — есмь сон. И что я снюсь сам себе. |
Страхов у людей многое-множество. |
И это понятно. Поэтому идут и покупают сертификаты за любые деньги. А мошенники и рады стараться подзаработать на неумении людей жертвовать собой. И ради чего, думает человек, я буду приносить себя в дар этой вакцине? Пусть другие себя приносят. Я не буду. Пусть иные идут в храм. А мне на что? |
Откуда пошло недоверие людей к власти, к медицине, ко всему, что исходит из уст новостных каналов? И виноват ли человек сам по себе? |
Скажу, что нам слишком много врали. |
Нас разводили на ваучеры. |
Все, кому не лень. |
Разводили на деньги нас Мавроди, Властелины колец, сообщества недостроенных зданий, скупщики краденного, передельщики собственности. Кругом отъёмы, отжимы, отъятия! А жизнь-то одна. И человек думает: «А вдруг вакцинация – это опасно? Что будет со мной? Вдруг нарушится во мне что-то? Начнёт разрушаться личность. Вдруг я перестану быть таким, как прежде?» |
Нет не физическом уровне. А на моральном. Всяко бывает… |
Но давайте по порядку. Рубеж две тысячи девятнадцатого и двадцатого года. Рынок в Ухане, затем Милан. И далее, далее Африка, Америка. |
После всего Россия. Отчего такой путь ковида? Зигзагом. |
*** |
Аннушка |
разлила не масло, а колбу с кобриным ядом. |
Яд был украшен цветами розовыми, что слоны. |
Сердце у кобры билось миной, градом, снарядом. |
Не подходи. Будет больно всем от взрывной волны. |
Аннушка или Мейла, Ниу, а, может, Роу, |
нежная, как орхидея, сливовая, что нефрит. |
Но отчего-то из сумочки, может, была не здорова, |
выронила и разбила колбу она между плит. |
Аннушка. Кобра. И масло жёлтое с нежным ядом. |
Змеи – любимое лакомство в янтарной, халвовой листве |
для азиатских народов. Змеи – приправа к салатам. |
Змеи большие и жирные грелись в упругой траве. |
Их капюшончики – аспидны. |
И так узорчато пёстрые. |
Красное, полосатое брюхо белым-бело. |
Есть бы лягушек во Франции, жаб на далёком острове, |
ящериц в тихой заводи. Словно разбито стекло |
в антимиры и Солярисы. |
Сам виноват. Не жалуйся. |
Где-то в лаборатории мыши, микстуры, колбочки, |
здесь бы сдавать анализы – царской лягухи кровь. |
Сверху похоже на дерево, а изнутри нисколечко. |
Змей, скорпион, рептилия – в пекле любых катастроф. |
Вот и роняй свою голову прямо в ладони безмолвные, |
лучше бы ел ты морковь! |
Щи из капусты бы квашенной в праздник пшеничных хлебов. |
Но здесь по рельсам, по лужицам, по небольшим полушариям |
кобриный яд! В каждой капельке вмёрзла людей нелюбовь. |
От нелюбви столько сделано тварями и не тварями, |
лучше уж пулю куда-нибудь в лоб или левую бровь. |
Аннушка, Мейла ли, Роу ли |
нежная, как орхидея, сливовая, что нефрит. |
Вот и ругай её злобно: Дура, овца ты, корова. |
Голову нежно на плечи: с плеч голова отлетит |
в речку Янцзы или Ханшуй, |
в цвет ядовитый раскрашен |
каждый в аду общепит. |
Просто всё! Пушки и танки, с боеголовкой ракета |
дорого стоят в монетах: доллары, евро, пиньинь, |
драхмы и гривны. Дешевле мясо змеи с винегретом. |
И твоя песенка спета. Вон-ан, прощайте, аминь! |
Войны…О, сколько их. Разных. Эбола или ЭбОла. |
Сколько пропели нам соло или Шопеновский марш. |
Но как в недетской сказке |
кобра глядит из-под пола, |
кровь стынет в жилочках аж! |
В мёртвом кольце мир наш хрупкий, |
где-то сидит проститутка |
или же сам проститут |
и продаётся. Иначе – голым ходи! – не дадут! |
Далее – ужасающие кадры полиэтиленовых пакетов, куда помещены умершие люди. Их косточки, гниющие мышцы, закрытые от ужаса гроба. |
Но отчего кто-то избегнул? Отчего все рядом умерли, а он жив? В чём его предназначение? |
Оставшегося, здесь на земле? |
Вот несколько версий – спасти иных. Даже грешных. Чтобы отмолить грехи их. Убийц и воров. Они-то, зачем остались? В чём промысел? В чём отгадка? |
Отгадка в нас – оставшихся! Ибо мы не просто так люди. Не просто так человеки. Не просто так видим солнце, небо, детей, маму! А во имя их. |
Канышеву Сергею Александровичу видение было – Богородица позвала его в путь на коленях грехи отмаливать людские, она и благословила. Просто человек – Канышев С. А., просто идущий от Дивеева 9 с половиной месяцев до Троице-Сергиевского монастыря 400 километров. Я взяла калькулятор и подсчитала, что шёл он на коленях по дорогам и просёлкам 285 дней, то есть по полтора километра в день. На коленях! Спал в палатке. Молился. Питался тем, что подадут. Тележку с крестом и со иконою толкал впереди себя. Странник-Христа ради, мученик за людей, отмолитель грехов наших! Нет, не юродивый, юродивый – это иное тоже не менее почётное деяние, но иное, тихое… |
*** |
Не оглядывайся. Иди. Иди. На коленях. |
Как очарованный странник двадцать первого века. |
Позади километр. Впереди |
восемьсот, тем не менее |
на коленях, как будто юродивый, старец, калека. |
Позволяй себе мучиться. Спать, где попало, плащ бросив |
на медвяные травы, лежать в этих травах, есть мало. |
Ты оставь мне грехи. Нынче мне всё есть храм, всё есть просинь! |
Я вхожу в этот свет, я вхожу в эту тьму, что ломала. |
Я могу, словно нищенка также стоять возле «Sрar»- а, |
и не видеть зазорного в ней ничего, встану рядом: |
— На, монеты блестящие. Их я тебе добывала. |
О, как многие люди теперь попрошайкой донатят, |
кто на хлеб, кто на воду, профессор на книгу, доклады. |
Так вкушай эту осень – она, что псалом из Псалтыри, |
как «блажен, чьи грехи» в отмоленьи оставлены в мире, |
и не помнит отмоленный грех, ибо ладан. |
Обо что не запнёшься – о камень, дощечку ли, надолб – |
всё мне пух, всё мне мох, все мне ладно и складно. |
Вот стою в общем хоре – старуха, младенец, певица, |
для меня хороши даже те, кто собою гордится. |
Ибо всё – есть сиянье. Ибо в общем мы времени жили, |
из того, где Высоцкий из сил рвался, из сухожилий. |
Из того, где был Галич, я плачу слезами тех Плачей, |
до сих пор поколенье, как лес мой, во всю искорячен. |
У Шекспира война, как игра, чтоб терпеть пораженье |
и одиннадцатая есть заповедь, что Моисеева, |
хагакурэ в листе, что сокрытое после сожжения, |
так посей меня заново, ибо зерно для посева – я. |
Двух смертей не бывать, так на третьей давай остановимся, |
горло жгут мне слова, как костёр изначально осенний мой, |
ибо осень считаю я с первой петли от Есенина, |
добавляющей боли петли от Марины особенно. |
Потому – на коленях! |
На этих шершавых и слабеньких, |
и, конечно, по-женски, |
конечно, конечно по-бабьи я |
очарованным странником, |
стареньким, слабеньким, маленьким. |
Маяковским навыворот, чтобы остались уста одни… |
А теперь о подвигах ради Христа. Может, они не так масштабны, а скорее единоличны. По своей скромности, может, не так известны. Но они на одной высоте с иными подвигами. Ибо у подвигов нет меры и нет аршина. Например, скромная девушка Анна Калоян, которая родилась в семье курдов-езидов, но приняла православие. Возлюбила Христа велико! (Для справки езиды – очень закрытые люди, их около полумиллиона человек, они поклоняются солнцу, их птица – павлин пышнохвостый, их язык езидитский. Курды – это древняя нация, выходцы из Вавилона…) Не буду углубляться в суть конфликта курдов и турков. Это давний спор. Это такие фантомные боли, что страшно! |
Анна Калоян погибла от рук своих родителей, которые забили дочку до смерти, не пуская её в христианский храм. Они перебили ей руки и ноги, требуя отречься от веры Христовой. |
Ещё один подвиг – воина-мученика Евгения Родионова, который попал в плен во время Чеченской войны. Но не отрёкся от веры православной, был зверски замучен бандитами. |
Много думаю о других людях, принявших смерть во время войны. Ибо они спасали людей от фашизма. Фашизм – это звериная суть диявола, вырвавшаяся из глубин преисподней. Если люди умирая, произносили – за родину! То это и есть мученичество за веру. Ибо вера в родину – тоже суть православия. В Посланиях Апостола Павла можно найти наставление -заботиться о своих и в сумме о своем доме. Под словом “дом” подразумевалось гой еси, государство, Родина. В таком контексте это слово упоминается в разных местах Библии. К подвигам за родину – принятие мученической смерти воины-мученики приравнены, как стяжатели за веру, ибо защита дома – это тоже защита себя и веры своей, где иконки хранятся, где ладаном пахнет… |
Тебя, моя родина, Грузия ждёт. Православный |
весь мир стосковался. Одесса ждёт и Николаев. |
Россия разорвана, выдрана, купол и корни державы. |
О, как бы я пела, как глотку бы в небо вставляла. |
Так жизнь за тебя отдавали, удобрив костями |
и кровью полив шар земной, всю плакучую землю. |
Пётр Багратион – князь грузинский, шотландец де Толли, |
ужели не сможешь препятствовать игу и зелью, |
тебя затопившему, ребра подмявшему, в горло |
вставляющее тебе нож и во спину ракеты? |
Внедряйся опять, моя родина, в жаркие горны, |
чистейшая горлица, птица-голубка планеты. |
Хрустальные звезды разбили твои, оси вырвав. |
Гляди: Севастополь дождался весны твоей русской. |
И плачет Болгария там, на холме: «Где же миро, |
ой, люди, как жили мы добре до этой утруски!» |
Бандитской, кровавой расправы над маткой-Россией, |
над маточным млеко её да над звездной стезёю. |
Прибалтика – глупая! Девушкою некрасивой, |
как о женихе умирает, брюхатая, в поле с козою. |
И биполярным страдает расстройством, распавшись на атом, |
в Европу стремящийся мир, что в ворота стучится, |
он, как изнасилованный профашистским солдатом, |
ну, ладно бы в лоно, а то в грудь и в мозг, и в ключицы. |
Есть люди, сражающиеся за нас, за тебя, о, родная – |
бескрайность Российская, ты, как модель запасная |
всех подвигов, всех восхождений и в космос рождений. |
Я трогаю памятник – буквы твои! На колени |
встаю перед каждой травинкой растущей, поющей, |
всходящей из прадедов, кости оставивших в глине |
и в сече кровавой. Я, словно Георгий на суше, |
умом не понять и не смерить аршином отныне. |
Глубин и высот! Посмотри ты на глобус – как он тянет руки |
ко всем нам, заждавшийся, к Бресту, Камчатке, Кронштадту! |
Ко всем заблудившимся, к брату, сестре и не брату, |
в конвульсиях шар земной, близок к инсульту-инфаркту. |
…Блокируй счета им, бессовестным, нагло богатым. |
Какие вам деньги? Остались нулей только звуки! |
————————- |
Ах, небрат мой, нематушка и несупруг наречённый! |
Отреченье вокруг и отъятие, что не причём мы. |
А я гибну за вас, ибо нету роднее небратьев, |
в ваши все необъятья и в гвозди всех ваших распятий, |
в настоящее сердце вколочены все, сколько есть. А я Матерь |
всех недеток, недочек, не малых сынов…Хватит, Хватит! |
Возвернитесь обратно в мой дом, на мою Атлантиду. |
Ибо сердце рвала пред другими веками во имя |
для сшивания швов и взрызания в ваши молитвы. |
Почему, почему мне не с вами, точнее не с ними? |
Ибо знаки одни на ладонях, запястье, на коже, |
и болиды мне спину сжигали такие же тоже. |
Выскребали нутро мне, ожоги так были похожи, |
что аллее, краснее и царских они бирюзовей, |
о, нет, я не одна в Ярославином плаче и зове |
мной любимого Игоря. Или же он нам некнязь? |
Да и царь нам нецарь, что убит был в Ипатьевском доме? |
Да и боль нам неболь. Да и кровная связь нам несвязь? |
Только рот мой вопит о такой невозможной, весомой |
небывалой любви! Что её невозможно проклясть. |
И её невозможно ни вычеркнуть, ни сфотошопить, |
ни накрыть, н заткнуть, ни убить. Лишь по паре в Потопе |
брат и брат, |
мать и мать, дочь и дочь, сын и сын. |
Сыне мой! На колени мой блудный сыночек, |
не покинувший дом, не покинувший мир, что един! |
Потерявшийся в этом единстве из множества, Отче, |
всей галактики! Всех её пряных, тугих сердцевин. |
И руин, покалеченных звёзд и ослепших, |
ниспадающих в бездну, горячих, что угли, комет, |
разбудивших всех ангелов, странников, конных и пеших |
в обезумевшей родине нашей от впадин до брешей. |
Мы-то думали, в лоб мы целуем, а сами в затылок – кастет! |
И ломаем ей пальцы, о тонкие, в музыке пальцы! |
Или, впрочем, непальцы, неруки её, нехребет. |
Кто мы после всего? Дикарищи да неандертальцы. |
О, прости меня, Сыне! |
Но нет мне прощения. |
Нет. |
Как всё-таки найти это прощение. Хотя бы от одного человека? От двух? От тысячи? Ведь смолчавший, не заступившийся – он тоже антиваксер, как вину свою искупить пред людьми праведными? Вспомните Казнь 21 египетского христианина, Кровь мучеников, пролитую ради нас. Кровь простых рабочих, что приехали на заработки в Ливию, их казнили за то, что они НЕ отреклись от веры своей, были жестоко умерщвлены на берегу моря палачами – палачи в черном с закрытыми лицами… |
А теперь вернёмся к одинокому страннику, бредущему на коленях до Троице-Сергиевой Лавры. Инда бредет он себе и бредёт. Ради нас. И молится и поёт молитвы свои. |
Впереди тележки — Распятие и икона Господа Вседержителя. Только скрип слышится. О чём шепчут уста Александра Сергеевича? О чём слабая молитва его, полушёпот? Разве услышишь за воем машин, мчащихся с грузами, за шумом колёс, за криками автострады: |
— Уйди. Освободи дорогу! Эх… |
И бивали его хулиганы, и смеялись над ним, и дивились, и плечами пожимали, и думали – уж больно грешен, видно, сам, что так мается! Спомогали ему – кто хлебом, кто едой, кто молока давал. Кто рядом вставал да молился. А это как раз 95-96 года, разгул неверия и обмана. Наплыв в нашу страну сектантов, воров, злоумышленников, откровенных разбойников и расхитителей. Сколько людей совратили! Обобрали! Отняли денег! |
…Поют-поскрипывают смешные детские, самодельные колёсики, шуршат брезентовые наколенники на разбитых в болячки и в кровь коленях этого странного прямо скажу безбожного двадцатого столетия русского человека! Как нас от церкви отлучали! Силком отнимали! Детей не разрешали крестить. А мы крестили. С комсомола выгоняли. Премии лишали, выговоры делали в личном деле. |
Ха! В личном деле! |
И до сих пор наши личные данные не защищены! То и дело номера телефонов сливаются бандюгам. То и дело личные кабинеты вскрываются. Деньги воруются. А вот молитва защищает. Как это работает? Да очень просто: Богу молитва наша слышится через все преграды, через шумы дорог, крики шоу, теле-радио, сквозь стены кирпичные и бетонные. |
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА |
Это именно тот миг, когда Нерон на плечо |
вскидывает скрипку, глядя на город горящий. |
Я сегодня совсем думать не могу ни о чём, |
кроме, как о страстной пятнице. Как Его стащат |
со креста. Что хрустнут суставы беспомощно так, |
как у слепой старухи, у моей немыслимой бабки. |
Мне очень жаль, что не сносят барак, |
как обещали власти лет десять, не так ли? |
Мне очень жаль, что не изменится ничего. |
Также лгут, предают, газ-нефть качают, качают – |
бездонные недра. А ему-то, Господи, ему каково |
быть преданным, Иудой целованным, отчаянным? |
Мало, видимо, крикнуть: |
— Люди! Люблю вас! Люблю вас! |
Мало, видимо, жизнь отдать! |
Глухие, босые… |
Только Мария ползком, обливаясь слезами, давясь: |
— Сыне, что они сделали! Сыне! |
Ничего нету горше, чем эта страстная пятница. |
Не могу даже ужинать: ни хлеб, ни огурец, ни картоха, |
всё мне кажется пресное, как невнятица, |
всё мне кажется горькое, всё мне плохо. |
Ни статья, ни строки, ничего не складывается, |
лишь одно вижу, тело его белое, охладевающее, |
поскорей бы закончилась эта страстная пятница, |
что из пятниц та ещё. |
Говорят, что надобно делать в пятницу: |
мыть окна, пол, месить творог, сдавать макулатуру. |
Что цветёт в Гефсиманском саду? Шелкопрядницу |
чем порадовать сдуру? |
Ибо снаружи бабочка, а внутри – червяк. |
Гляжу на Боговы пальцы, скрюченные червячками. |
Умоляю, дайте хотя бы знак, |
хотя бы ссылку, надежду, как быть с нами? |
Раньше, ещё до распятия громко кричали так |
бабы в платках цветастых, парни да мужики, и |
после распятия тихо. Видимо, всё же барак, |
коль обещали, расселят. Людям дадут квартиры! |
Поймите, люди добрые, чем больше вы сделаете хорошего в этом мире – тем лучше и чище станет он. Добрее и милостивее… |
Не хочется думать о том, как и кто страдал. Хочется думать – за что, за кого, для чего? И в том наше спасение, что добры мы будем. Что хоть и заблудшие, но дорогу найдём. Хоть и не любим, но любимы. Хоть и грешим, но очищены. Хоть не молимся, но у же отмолены теми, кто шёл на коленях, кто погиб за веру, кто принял мучение и страдание. |
Поэтому всё во благо. |
И глад. И мор. И болезни. И страдания. |
Гимн хочу спеть нашим временам ковидным. Ибо это тоже во спасение идёт. И все спогибшие в больничных палатах под ИВ-ми, все, кто привился – он тоже спасатель, и ревакцинированный, и просто послушный гражданин, надевающий маску. Это тоже подвиг – ходить с закрытым носом и ртом. Но надо плыть по течению. А не против. Если даже вас в соц. сетях забрасывают комментариями о том, что прививка – зло, если вам пишут обидное. То отвечайте вежливо, не обижайтесь. Ибо не ведают что творят, потому что недогадливы. Но злобивы. |
Вот бывало и мне напишут такого, что ранят. Они же – люди, а не ангелы. |
Но всегда думаю о крестящемся страннике. О том, что скрипят «колёсы» самодельной тележки, что поют спицы, что слетают немудрёные винтики, раскручиваясь. |
Это самая лучшая песнь. Самодельная. |
Ибо это и есть настоящее! |
ЕСЛИ ОТНИМАЮТ – РАДУЙСЯ. |
ЕСЛИ УБИВАЮТ – МОЛИСЬ ЗА НИХ, УБИВАЮЩИХ. |
*** |
Я их вынашивала, как детей, |
твоих бывших жён и любимых. |
Для них не отращивала я ногтей, |
дышать я старалась мимо. |
Присушкой, колядкой, забвеньем-травой, |
всех Дунек, всех Машек, всех Катей. |
Вдыхала-выдышивала этот слой, |
чужие дожди прикрывала собой |
всех комнат, домов и кроватей. |
Я впитывала их – чужих! – как своих, |
тобою, как хлебом, делилась. |
Мне батюшка Сергий сказал, чтоб я их |
простила, явила, чтоб милость. |
Что кукол раскладывала у икон. |
Они были – сёстры. |
Да, сёстры! |
Замкнулось Евангелие во мне остро, |
как провод под током с обеих сторон… |
Легко говорить, что уйди, убеги, |
Легко говорить то, что время излечит. |
Теперь я другая: |
во мне искалечен, |
во мне мир убит тот, в котором «ни зги». |
Теперь – разлюбила, рассталась, ушла. |
Всех тех, выцелованных, выдранных, въятых, |
всех выпитых, выскобленных и отъятых |
куда теперь деть мне? Что крох со стола? |
Как вырвать морозящий и как мертвящий |
сей ком из груди? Вырвать город горящий |
эпох этих злых, пепел их, Карфаген, |
Эоловых арф да из рёбер, жил, вен, |
Пандоры закрыть как мне ящик? |
*** |
У меня отбирали мой дом, где коты и собаки. |
У меня отбирали ребёнка плохие компании. |
Я вступала то в ссоры, то в междоусобные драки. |
Я стелила соломку, да что там соломку? – заранее, |
тюфяки да перины, сугробы, снега, что помягче бы. |
Я взывала к своей интуиции, чувствам – прислушаться! |
Бумерангов ждала, возвращений, пинг-понгов и мячиков. |
Умоляла себя: не борись! И считала, как лучше бы! |
У меня отбирали не просто моё: а любимое! |
Был родной. |
Стал чужой. |
Был мне муж, стал прохожим лишь. |
Мои строчки, как птицы выстраивались, журавлиные, |
покидали меня. Отрекались, по небу шли клиньями, |
улетали к другим. Становясь от того лишь дороже мне. |
Говорила себе я тогда вопреки: так возрадуйся! |
Отторгают когда. Отбирают когда. Радо! Радо мне! |
Научилась тогда брать в кулак свою душу пред хаосом, |
а в ней весу всего-то, как пёрышко |
промежду правдами! |
…Все вернулись обратно. |
Вот дом. Вот семья. Дети с внуками. |
Все вернулись кешбеками, словно в сберкассе процентами. |
Да – расколото мне! |
Да – неверно! |
И да, что не цело мне! |
Просто я поняла для чего эта жизнь, для чего это тело мне. |
Быть – науками! |
Словом, радуйся, если забрали, украли, обчистили! |
Но найдутся всегда и очаг, и огонь, печь с лежанкою. |
И найдутся всегда бинт и вата, прижечь чтобы ранки мне. |
И найдётся всегда среди стрел, кто не выстрелит! |
Города, что в груди у меня, греют пеплами. |
И мне родина сердце своё, чтобы ныло, оставила! |
За второю, за молодостью будет сразу же третья! |
Заучи. |
В рамку вправь моё правило. |
А теперь о том, как молиться перед ВАКЦИНАЦИЕЙ. Какими молитвами? |
Конечно, Отче наш, Дева, радуйся, ВСЕМ Святым, неплохо бы прочесть молитву «Перед началом всякого дела…». Специальных молитв для вакцинящихся пока нет. Как и для антивакцинящихся тоже. Но надо молиться за тех и других. |
«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. |
Благослови, Господи, и помоги мне, грешному, совершить начинаемое мною дело, во славу Твою. |
Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.» |
Стихотворение о том, чтобы люди смогли прийти к молитве сей… |
Возрадуемся тем, кто нас исцеляет! |
Болезнь – есмь исцеление от неё же самой. |
Она прорастает в нас, она молодая, |
она же глупая, |
как щенок! |
Она в нас тычется мокрою мордой. |
В тысячи мордочек тёплых своих! |
Ей кушать хочется. Пищи твердой |
в нас очень много, ешь за двоих. |
Особенно вкусная кашица лёгких! |
А ты, человек, что котёл ты, что жар. |
И в температуре! |
В плавильне! Кто смог бы |
придумать такую? Смесь дыма, сигар… |
Вдыхай! Задыхайся! Ты есмь самовар, |
тебя можно пить, человек, ты – пив-бар. |
Тебя можно, словно ты – травка, вдыхать. |
Тебя можно так изнутри во меха |
вовсю целовать! |
Так целуй же, целуй! |
Девицу. Она не хотела идти. |
Она так подумала: «Мне не к лицу |
прививочный грипп!» |
До боли мужчину целуй, до крови. |
Он тоже идти не хотел по любви. |
Старуху! Она так подумала: «Мне |
зачем это всё? На другой я волне. |
Я завтра семян припасу в огород, |
рассаду я буду выращивать и |
лишь только за хлебом схожу, а штрих-код |
с меня в продуктовом не спросит народ, |
а там, в «Евроспаре», что хочешь, бери!» |
И вот все в палате – в одной, ровно в три |
на «Скорой» их всех привезли, как господ! |
О, Господи, ангел, царица моя! |
За них я молюсь и реву в три ручья. |
Я сколько своих схоронила друзей: |
Володю. |
Сергея. |
Алёну! |
Козе |
и то бы понятно: от госпиталей, |
как и от тюрьмы, от сумы, новостей |
ты не зарекайся! Ковиду совсем |
плевать, кто ты: нищий, богатый, свет, темь! |
Он – маленький, глупый, кудлатый щенок. |
Он просто хотел кушать. И в тебя втёк. |
Осталось одно. Сделать шаг. Сделать доброе дело. И не бояться ничего, ибо молитву ты прочёл. А Господь сам решит: во благо это, в пользу, в радость, в путь, в небо, в космос, в солнце. Ибо даже безногий может дойти. Даже слепой увидеть. Глухой услышать. Безрукая Венера может обнять. Безъязыкий сказать так, что это будет по-своему, не похоже на других. |
И я иду по дороге безногих, слышу глухотой, вижу слепотой, обнимаю Венерой. |
Всё находится в сердце. |
Хочешь его дам – постучать в твои рёбра? |
Услышь. Увидь. Внемли! |
Источник |