Домовой в немецкой и русской культурах
|
В данной статье мы имели целью проследить развитие концепта "домовой" в различных культурных традициях русского и немецкого народа, проследить сходство и отличие его выражения в коллективном сознании. Для этого мы использовали интерпретативный метод исследования текста, лингвокультурологический анализ. |
Образ домового имеет языческие корни. Он представлен в поэзии и сказках, фольклоре. Как отмечают Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, «…аналоги домового имеются как у англичан, так и у немцев, поэтому информация типа “божество домашнего очага, хранитель дома”, будучи экзотерической в межкультурном смысле, помогает соотнести домового с house-spirit, hob, hob-goblin, puck или Hausgeist, Kobold. Гораздо важнее и в этнографическом смысле интереснее эзотерические, внутри-культурные сведения, которые уже не имеют аналогов. Скажем, указание на то, что домовой – это прямой потомок языческих домашних богов славян Рода и Чура (см.: Афанасьев, 1869). Слово род в нарицательном значении продолжает жить и активно употребляться и сегодня, а языческие обертоны едва слышны в оборотах типа без роду и племени, на роду написано, вести род от кого-л. Слово же чур перешло в разряд междометий, но восклицания, в которых оно встречается, имеют явную языческую окраску: чур я первый!, чур это секрет!, чур меня!». |
![]() |
Вероятно, домовые отражают в народном сознании немцев существование «артельных» форм труда, без четко выраженной иерархии. Среди них не выделен главный, работают по дому они слаженно и дружно. Это подтверждают строки из стихотворения Августа Копиша (August Kopisch) (1799–1853) “Die Heinzelmannchen zu Koln”: |
“Wie war zu Koln es doch vordem |
mit Heinzelmannchen so bequem! |
Denn war man faul, man legte sich |
hin auf die Bank und p?egte sich: |
Da kamen bei Nacht, |
ehe man’s gedacht, |
die Mannlein und schwarmten |
und klappten und larmten |
und rupften und zupften |
und hupften und trabten |
und putzten und schabten, |
und eh’ ein Faulpelz noch erwacht, |
war all sein Tagewerk – bereits gemacht! ” |
Быстрота и всеохватность действий человечков по дому, а также то, что они работают непрерывно, без устали, характерна для ирреальных существ, в отличие от человека. Эти качества в немецкой поэзии передаются с помощью лингвистических средств: обилия глаголов (‘schwarmten’, ‘klappten’, ‘larmten’, ‘rupften’, ‘zupften’, ‘hupften’, ‘trabten’, ‘putzten’, ‘schabten’) и такого стилистического приема, как полисиндетон (греч. ‘polysyndeton’ много--союзие): ‘und … und … und’.... |
Интересен оригинальный перевод этого стихотворения А. Копиша поэтом Ю. Коринец, который говорит о глубоких культурных связях между Россией и Германией: |
«А станет темно – |
В дверь и в окно |
Спешат человечки, |
Роются в печке, |
Шуршат, |
Мельтешат, |
Чистят и драют – |
Словно играют. |
Еще хозяин крепко спит, |
А в доме все уже блестит!». |
Примечательно, что помогают домовые в стихотворении людям старинных рабочих профессий: плотникам, булочникам, мясникам, виноделам, портным. В этом находит отражение традиция средневековой Европы – расцвет цехов ремесленников. |
Известна сказка братьев Гримм “Die Wichtelmanner” («Домовые»), где домовые появляются в полночь: “Als Mitternacht war, kamen zwei kleine, niedliche nackte Mannlein”. Домовые в этой немецкой сказке молодые и красивые, не лишены самолюбования. Как только сапожник и его жена подарили им красивые одежды, они перестали приходить и работать по ночам: |
“Sind wir nicht knaben, glatt und fein? |
Was sollen wir langer Schuster sein!”. |
Домовым в сказке присуща необычайная резвость, они прыгали, плясали и скакали через стулья и скамьи, то есть эти загадочные существа способны наделать немалый переполох: “Dann hupften und tanzten sie und sprangen uber Stuhle und Banke”. |
Люди не должны знать об их жизни: сапожник и его жена подсмотрели волшебных человечков случайно ночью, домовые в сказке, принеся удачу сапожнику, исчезли так же таинственно, как и появились: “Von nun an kamen sie nicht wieder, dem Schuster aber ging es wohl, so lang er lebte, und gluckte ihm alles, was er unternahm”. |
Сходный мотив исчезновения домовых после того, как люди обнаруживают их присутствие, находим в стихотворении Августа Копиша: жена портного решила выследить таинственных помощников: |
“Neugierig war des Schneiders Weib |
und macht’ sich diesen eitvertreib: |
streut Erbsen hin die andre Nacht”. |
В переводе Ю. Коринец читаем: |
«Решила вдруг жена портного |
Увидеть ночью домового. |
Рассыпав по полу горох, |
Старуха ждет… вдруг кто-то грох!». |
Поскользнувшись на горохе, домовые обиделись и ушли навсегда: |
«С тех пор мы домовых не ждем, |
Их не увидишь днем с огнем!». |
Беря за основу старинное народное поверье, |
Август Копиш выводит из него нравственный принцип, «мораль»: |
“Oh weh, nun sind sie alle fort, |
und keines ist mehr hier am Ort: |
man kann nicht mehr wie sonsten ruhn, |
man muss nun alles selber tun. |
Ein jeder muss fein |
selbst ?ei?ig sein |
und kratzen und schaben |
und rennen und traben |
und schniegeln und bugeln |
und klopfen und hacken |
und kochen und backen. |
Ach dass es noch wie damals war’! |
Doch kommt die schone Zeit nicht wieder her”. |
Мастерски эта мысль поэта передана Ю. Коринец: |
«Все нужно делать самому, |
Уж нет поблажки никому. |
Любой сосед |
Встает чуть свет. |
Всяк без конца |
В поте лица |
Скребет, |
Метет, |
И рубит, и жарит, |
И пилит, и варит…» |
И в русской, и в немецкой культуре домовые любят тех, кто чисто убирает в комнате, следит за порядком в жилище, они приносят им счастье. Так, во второй сказке братьев Гримм о домовых они щедро одарили золотом бедную девушку-работницу (das Dienstmadchen). Маленькие человечки (die Kleinen) пригласили ее внутрь горы, где жили сами. |
К домовым нужно относиться уважительно, так как они охраняют домашний очаг. К домовому часто обращались с просьбой о благополучии жилища, пример этого находим у |
А. С. Пушкина: |
«Поместья мирного незримый покровитель, |
Тебя молю, мой добрый домовой, |
Храни селенье, лес и дикой садик мой |
И скромную семьи моей обитель». |
Описание одного из обрядов, связанных с переводом домового в новое жилье, хранящихся в народном сознании, находим у М. Горького («Детство»): «Когда переезжали на квартиру, бабушка взяла старый лапоть на длинном оборе, закинула его в подпечек и, присев на корточки, начала вызывать домового: |
- Домовик-родовик, вот тебе сани, поезжай-ко с нами на новое место, на иное счастье...». |
В немецких художественных текстах зафиксированы случаи, когда домовые представляют опасность для человека. В третьей сказке братьев Гримм “Die Wichtelmanner” домовые чуть не сыграли с женщиной злую шутку: они выкрали у нее из колыбели ребенка, а вместо него подложили большого оборотня с большой головой (Wechselbalg). Спасло бедную женщину только то, что она смогла рассмешить оборотня, и домовые вернули ей ребенка. |
Страшные истории с домовыми в ряду других волшебных сущностей упоминаются в сказке Э. Т. А. Гофмана “Der Sandmann” («Песочный человек»): “Nichts war mir lieber, als schauerliche Geschichten von Kobolden, Hexen, Daumlingen usw. Zu horen oder zu lesen; aber obenan stand immer der Sandmann”. |
Болезнь героя Натанаэля из новеллы Э. Т. А. Гофмана выступает как следствие тяжелых переживаний детства, когда старая нянюшка внушала ребенку, что Песочник – злой, жестокий человек, который приходит за детьми. |
На уровне словарных лексем в названиях домовых закреплена положительная коннотация (‘die Heinzelmannchen, die Wichtelmanner’ – в словарях зафиксировано, что это добрые домашние духи), ‘der Geist, das Gespenst, der Hausgeist, der Kobold’ – в этих случаях в словаре представлена нейтральная коннотация (дух, привидение, дух дома, домовой), лексема ‘Wechselbalg’ (оборотень) несет на себе отрицательную оценку). |
По мнению Г. Г. Слышкина, «ассоциации, закрепленные в виде кодифицированных (словарных) значений языковых единиц, составляют ядро концепта. Периферия концепта формируется совокупностью окказиональных ассоциаций». В случае с Песочным человеком у Э. Т. А. Гофмана возобладала отрицательная коннотация концепта, выбор которой – не прихоть автора, а идет от народной традиции толкования концепта. Дело в том, что концепт «Песочный человек, или Песочник» имел варианты употребления с различной оценкой: «Песочный человек – персонаж из немецких народных сказаний, иногда – особенно в спектаклях ярмарочного кукольного театра – изображавшийся как страшное чудовище, в других случаях – как проказник, который по вечерам сыплет детям в глаза песок, отчего глаза слипаются». В современное время Песочный человек – вполне безобидный персонаж, фигурирующий в немецкой передаче, подобной передаче «Спокойной ночи, малыши!», то есть возобладала традиция с положительной коннотацией восприятия этого вымышленного существа. |
Загадочные маленькие существа в немецких сказках часто требуют за свою услугу отдать ребенка, который родится вскоре (“Rumpelstilzchen” братьев Гримм). «Румпельштильцхен» можно перевести как «Хламушка». Он перепрял вороха соломы в золотую пряжу для мельниковой дочки, спася ее тем самым от смерти. Образ Румпельштильцхена несет на себе отголоски языческих традиций: человечек прыгает через костер, что было характерно и для славянских племен: “ vor dem Haus brannte ein Feuer, und um das Feuer sprand ein gar zu lacherliches Mannchen umcher, hupfte auf einem Bein ”. |
В стихотворении Гете “Der Zauberlehrling” ученик чародея никак не может унять кобольда-домового, в которого превратился веник: |
“Seht, da kommt er schleppend wieder! |
Wie ich mich nur auf dich werfe, |
Gleich, o Kobold, liegst du nieder. |
Krachend trifft die glatte Scharfe. |
Wahrlich! brav getroffen! |
Seht, er ist entzwei! |
Und nun kann ich hoffen, |
Und ich atme frei!” |
Итак, домовой – значимая фигура в немецкой и русской культуре. Наряду с определенным сходством образов мы наблюдаем и существенные различия, обусловленные этно-специфическими чертами. Среди домовых в немецком фольклоре, как правило, не выделен главный, появляются и действуют они «командой», сообща, тогда как в русской традиции домовой выступает один в художественной реальности. Он «хозяин» в доме, а хозяин в доме один (здесь сильно влияние патриархальных устоев). В фольклоре прослеживается также наслоение разных исторических эпох – от родового строя к феодальному. Слаженная работа домовых, упоминание старинных рабочих профессий: плотников, булочников, мясников, виноделов, портных – все это отголоски традиций средневековой Европы, расцвет цехов ремесленников. Обозначены ядро концепта ‘домовой’ на основе кодифицированных (словарных) значений языковых единиц и его периферия, которая формируется совокупностью окказиональных ассоциаций. Мы проследили, что мотивы народных сказок и преданий с образом домового активно использовали как русские, так и немецкие великие поэты и писатели. |
https://aussiedlerbote.de/main/884-domovoy-v-nemeckoy-i-russkoy-kulturah.html |
При использовании материалов с сайта активная ссылка на него обязательна
|