22.02.2023. - Иосиф Зислин об обонянии, психиатрии и ясновидении

Иосиф Зислин об обонянии, психиатрии и ясновидении

Издательский дом «Городец» представляет книгу психиатра Иосифа Зислина «Очерки антропологической психиатрии». Книга посвящена относительно новой области теоретической психиатрии — антропологической психиатрии. Ее составляют статьи, опубликованные за последние 20 лет. Антропологическую психиатрию можно охарактеризовать как использующую методы культурной антропологии для описания клинической ситуации. Такие методы помогают найти более тонкий подход к пониманию процесса болезни, возродить забытый интерес к больному, по-новому взглянуть на себя: как и почему я понимаю ситуацию именно так, почему и что я не понимаю. Более четкими и прозрачными становятся смысл и контекст многих классических психопатологических феноменов. Предлагаем прочитать один из вошедших в книгу очерков.

Нарративы психотических больных поставляют обширный, необычный и в большой степени невостребованный материал для фольклористики и антропологии. По сути, любой случай клинической нарративизации демонстрирует слияние коллективных культурных моделей с индивидуальным сознанием рассказчика. Однако именно в развитии психоза, где внутренняя реальность болезненного мышления подменяет «объективную», обнажается основа фоновых культурно-социальных представлений о мире, усвоенных больным. Настоящее исследование, посвященное роли запахов в нарративах психотиков, проводилось в фольклорно обедненной среде современных образованных городских жителей, носителей разных этнических, культурных и религиозных традиций. Но и у таких больных психотическое видение мира демонстрирует поразительную близость множественным мотивам и сюжетным элементам, сохранившимся в сказочных, мифологических и легендарных текстах. В рамках ольфакторной темы мы стремимся показать, что материалы клинических интервью могут привлекаться для проверки гипотез о присутствии, распространенности и вариативности следов фольклорной архаики в «наивной» картине мира современного человека.

Мотив обоняния часто появляется в нарративах тех психотиков, которые приписывают себе всезнание или одну из его частных разновидностей: визионерство, причастность к государственным или военным тайнам, профетизм. Такие пациенты практически всегда отождествляют себя с высокопоставленными служащими, пророками, божественными посланниками или собственно божествами. В их картине мира обоняние может играть ключевую идентификационную роль в определении границ своей группы; в выявлении избранников, обладающих сходными качествами, или чужаков; в опознании болезни, опасности или ущерба. Отрывок клинического интервью психиатра И. Зислина с Л., русскоговорящей пациенткой 62 лет (диагноз: «шизоаффективное расстройство, маниакальная фаза») демонстрирует такое использование обоняния. Л. говорит о своей особой, богоданной миссии защищать Израиль от внешней агрессии. В числе необычных свойств своей личности называет прозорливость, способность к быстрому изучению иностранных языков и умение моментально диагностировать болезни.

И.: Есть еще такие же люди, как вы?

Л.: Конечно. Безусловно.

И.: Много их?

Л.: Конкретно ответить на вопрос?

И.: Много или мало? Сотни, тысячи, миллионы?

Л.: Планета Земля, сколько всего людей на сегодняшний день?

И.: Миллиарды, пять миллиардов.

Л.: Не больше?

И.: Ну, может быть.

Л.: Из этих пяти миллиардов, может быть, ну, сто тысяч, нет, навряд ли, нет, меньше, меньше таких, как я…

И.: Это избранные люди?

Л.: Избранные Богом, да.

И.: Богом?

Л.: Да, Богом.

И.: Вы можете узнать этих людей по каким-то признакам?

Л.: Да.

И.: По каким?

Л.: Я сейчас не могу вам так…

И.: Ну по каким признакам, по взгляду, по виду, по одежде, по…

Л.: По запаху, который меня будет раздражать или не раздражать. По тому, как моя голова повернется в его сторону или не повернется. Потому что вот этим зрением боковым я вижу все, что никто не видит. Вот так (обводит руками окружность на уровне головы. — Прим. автора).

И.: Это у вас такая способность? То есть вы вот смотрите прямо, у вас поле зрения широкое?

Л.: О! Еще какое.

И.: Сколько? Вы можете видеть и сзади?

Л.: Да.

И.: Абсолютно всё, что происходит?

Л.: Да.

Следующая запись подтверждает, что ольфакторная сверхчувствительность воспринимается в качестве особого дара. Больная Х., 30 лет (диагноз: «параноидная шизофрения»), считает себя божеством мужского рода и одновременно идентифицирует себя с Богом, Сатаной, Хеопсом, Эйнштейном, Моцартом и Клеопатрой. Отрывок приводится в переводе с иврита:

И.: Х., я хотел бы расспросить вас о запахах.

Х.: Я кошка!

И.: Что запахи значат для вас?

Х.: Запах — это то, что люди делают: дела хорошие и дела плохие. Например, запах духов, хорошего кофе, хороших вещей. Знать, что хорошо, что плохо, что испорчено, а что не испорчено, что можно есть, а что нельзя. Чувство обоняния у меня очень развито.

В.: Что это значит?

Х.: Я могу чувствовать запахи, которые вы все не чувствуете.

В.: Вы хотите сказать, что вы можете чувствовать запахи, которые обычные люди не чувствуют?

Х.: Да. (Нюхает лист бумаги) Могу понять, лист старый или новый…

В.: А что еще вы можете понять по запаху?

Х.: Хороший ты человек или плохой человек, стоит иметь с тобой дело или нет.

Практически то же применение обонянию находит пациент-Мессия, утверждающий, что доктор (или другие люди, находившиеся ранее в этом помещении) совершал в прошлом дурные поступки. Плохой запах этих поступков мешает пациенту отвечать на вопросы и находиться в одной комнате с недостойным доктором. У другой психотической больной пророческие способности, в частности, выражаются в повышенной обонятельной способности чувствовать чужую болезнь на расстоянии.

Характерно, что ни в одном из нарративов запах не специфичен: он не сличается с известными объектами ольфакторного пространства, не несет никакой собственно обонятельной характеристики («тухлый», «свежий», «кислый», «сладкий»), а задается лишь в универсальных терминах «хороший/плохой», «приятный/ неприятный». Источником запаха назначается некоторая нематериальная субстанция: дурной поступок, избранность, болезнь, явно выступающая здесь не в материальном, а в идеальном качестве, либо личностные характеристики. При очевидной нефизиологичности обонятельных явлений, описываемых больными, кажется существенным упомянуть о биомедицинских исследованиях сенсуальных отклонений при душевных расстройствах психотического ряда.

* * *

В становлении психотического мироощущения могут быть задействованы в разной степени все органы чувств, и посредством любого из них больной может регистрировать отклонения в собственном состоянии. Существенно, что природа галлюцинаторных феноменов вообще и ольфакторных в частности представляет собой не «болезнь» какого-либо периферического анализатора (например, тактильного или слухового), а сложное нейрокогнитивное нарушение. В маниакальных состояниях, где мессианские и пророческие бреды встречаются наиболее часто, больной может испытывать резкое обострение всех чувств: мир наполняется звуками, красками и запахами, способность к улавливанию оттенков утончается и усиливается многократно. Тем не менее объективные измерения в сенсорной сфере (например, измерения порогов чувствительности) не регистрируют существенных перемен у таких больных. Как и при галлюцинаторном переживании, здесь речь идет о внутреннем ощущении, психотическом по происхождению.

Наиболее часто встречаемые галлюцинации при шизофрении — вербальные, то есть слуховые (в частности, разного рода голоса, обычно приказного или комментирующего содержания). За ними следуют зрительные, затем осязательные (как при «дерматозе» или «паразитозе»). Еще реже врачи наблюдают ольфакторные (обычно в составе дисморфофобических бредов) и вкусовые галлюцинации. Необходимо отметить, что тактильные, ольфакторные и вкусовые галлюцинации обычно встречаются в картине экзогенных психозов, то есть психозов, вызванных внешними, в том числе токсическими, факторами. Ольфакторные галлюцинации также описаны при депрессии, эпилепсии, старческом слабоумии и некоторых других состояниях.

Распространенное мнение о редкости обонятельных галлюцинаций при шизофрении привело к полному практическому игнорированию данной психопатологической симптоматики. Так, скажем, если при стандартном психиатрическом интервью вопрос о «голосах» обязателен, то вопрос о нарушениях обоняния и вкуса является скорее исключением, чем правилом. Наш клинический опыт показывает, что при целенаправленном опросе ольфакторные изменения среди психотических больных совсем не редки. Такие нарушения, впрочем, не достигают уровня истинных галлюцинаций: как правило, они остаются лишь составными элементами бредовой интерпретации.

Сам характер ольфакторных явлений при шизофрении совершенно неоднороден по происхождению и клиническим проявлениям. Иначе говоря, эти явления могут вызываться нарушениями нейрофизиологической системы на совершенно разных уровнях. Первоначальные представления об ослаблении обоняния при шизофрении — в плане распознавания и различения запахов, изменений в пороге чувствительности в определении запахов, нарушений памяти на запахи и т.д. — сменились новыми. Результаты последних исследований показывают, что ольфакторное ослабление может вызываться не развитием болезни, а применением лекарств. При этом отмечено, что больные, которые прежде не получали лекарственное лечение, имеют значительно более выраженную чувствительность к отдельным запахам даже по сравнению со здоровыми респондентами.

* * *

Несомненно, идея обоняния как ведовского инструмента у психотиков восходит к архаическому комплексу воззрений на пророчество, зафиксированному в фольклорных и мифологических традициях. Попытаемся конспективно проследить эту связь. В своей среде фольклорный человек лишен ольфакторных характеристик. Так, в славянской традиции запахами наделяются лишь болезни, пороки или благие деяния: часто аромат праведности или греховности проявляется лишь после смерти человека.

«Согласно славянским народным воззрениям лишь немногие из живых людей обладают даром видения как бы невидимого мира. Это люди особой праведности. Они видят, потому что приближаются духом своим к существам как бы “бестелесным” и общаются с ними». Запах как предмет моральной оценки возникает и в еврейском каббалистическом трактате Сефер Зоар: «а Меccия будет различать людей по запаху» (Иофор, Иcх. 18:1– 20:26). Эти наблюдения крайне близки диагностическим свидетельствам психотических больных о чутье на дурные поступки или недомогания. Например, больная О. указывает, что именно запах подсказал ей, что ее ребенок подвергся физическому насилию (см. также примеры выше).

Обоняние прежде всего упоминается фольклористами как ка- нал взаимодействия и взаимоузнавания живых и мертвых: «Соотношение слепоты и смерти понятно в контексте психофизического опыта зрения и социокультурного различения видимого и невидимого, явного и скрытого, социального и не-(анти-)социального <…> Умереть — значит потерять зрение» (1). Достаточно вспомнить классический анализ фигуры Бабы Яги, сделанный В. Проппом в работе «Исторические корни волшебной сказки» (6). Мир мертвых не способен видеть живого человека, но улавливает его запах: фактически мертвецами управляет обоняние. Стойкость этого поверия подкрепляют многочисленные появления слепой, но обонятельно чуткой нежити в мировом фольклоре и литературе (Панночка в «Вие», Назгулы в «Братстве колец» Тол- кина, сказочный Кащей и др.). Лишь немногие из мира мертвых (Вий, Медуза Горгона) зрят живых и лишь в особых обстоятельствах: например, при контакте «глаза в глаза». В свою очередь, живые в фольклоре чувствительны к запаху мертвечины и сторонятся его. В силу сюжетной симметрии ожидается, что проникающие в мир мертвых живые (Одиссей, Орфей, Тезей, многочисленные сказочные персонажи) ориентируются в нем лишь по нюху. Однако это не так: живых визионеров слепота настигает именно в своем мире.

Вопрос о связи избранничества и оптической немощи задан еще Проппом: «специальное исследование слепоты, может быть, покажет, почему пророки и провидцы (Тиресий), освободители народа (Самсон), праотцы (Яков, Исаак), вещие поэты (Гомер) часто представляются слепыми» (6). В обозначенный ряд персонажей входят такие мифологические или мифологизированные фигуры, как богиня Фемида, болгарская ясновидящая Ванга, поэт Джон Милтон и пр. Предположительно, зрение оставляет тех, кто причастен к не- или сверхъестественным сферам. Сверхъестественное недоступно обычному зрению и губительно для него. Отсюда табу на видение божества или освященного ритуала и сопряженное с ним наказание слепотой, отраженное в разнообразных мифо-религиозных традициях (ср. разделы C311.1.2, C943 и Q451.7.0.2 в указателе мотивов Томпсона; также описание вятского женского обряда «троецыплятницы» и средневековый сюжет о леди Годиве). И в контексте кары связь незрячести с визионерством сохраняется. Так, по одной из версий античного мифа, Тиресий ослеплен Афиной за то, что видел ее обнаженной во время купания: в возмещение она наделяет Тиресия пророческим даром (см. также «Моисей за- крыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога» (Исх. 3:6));

«И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых <…> И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо» (Исх. 33:20, 23). Той же природы слабое зрение Иакова, видевшего лестницу с ангелами Божьими и Господом (Быт. 28:12–13). Видимо, здесь действует компенсаторная логика: у человека может быть лишь одно зрение, и если он провидец, обладающий потусторонним зрением, то зрения посюстороннего он лишен.

Итак, от визионера требуется другое зрение — не то, которое предоставляют глаза. Отсутствие или слабость зрения становится признаком провидческой силы, показателем высшего зрения. Этим объясняется традиция (ритуального или фактического) ослепления тех, чье предназначение заключается в общении с иными мирами, например царей и жрецов, заключаемых в полную темноту. Известное подтверждение этим выкладкам мы видим в истории болезни Р., пациентки 24 лет, диагноз: «шизофреноформное расстройство». Больная объявляет о своем профетическом даре и решительно связывает свою способность с объективно существующим нарушением зрения. При этом Р. подчеркивает, что ее способность к ясновидению усиливается, когда она не носит контактные линзы. Если зрение визионера подавлено, то непосильное для обычных органов чувств восприятие находит другие сенсорные каналы, часто ольфакторные. В известном смысле, провидеть значит обонять. В пользу такой подмены говорит и бытовое представление об обострении чувств при утрате одного из сенсорных каналов: считается, скажем, что слепцы обладают повышенной чувствительностью к запахам и обостренным слухом.

О связи зрения с обонянием в контексте провидения говорит следующий отрывок из интервью с больной О., 37 лет, диагноз: «острый психоз». Отрывок приводится в переводе с иврита:

И.: Что для вас значат запахи?

О.: С помощью запахов я проникаю в суть вещей и вижу их.

И.: Каких вещей?

О.: В суть любых вещей, какие только захочу, будь то вещь или человек. Так, я вижу форму, цвет, суть вещи.

И.: Вы способны все это понять с помощью запаха?

О.: Да, и если это не проходит через запах, то проходит через голову. Но в последнее время у меня нет больших способностей по части запахов.

И.: Запахи вам важны для предвидения будущего?

О.: Да, через запах я предвидела корабль «Карин А» и убийство министра (недавние события в Израиле: поимка корабля с контрабандным оружием для Палестинской автономии и убийство израильского министра Зееви палестинскими террористами. — Прим. автора). Запах поднимается в глаза и таким образом проникает в суть вещей. Ведь если в глаза закапывают глазные капли, то капли спускаются в нос. Значит, есть связь между глазом и носом и, возможно, ухом, но с ухом я не уверена.

И.: Какой запах для вас самый важный?

О.: Запах моего ребенка. С помощью этого запаха я могу проникнуть в суть вещей и видеть, что произойдет.

В актуализации провидческого дара обоняние лишается самостоятельного значения и семантически смыкается с любой другой сенсуальной модальностью, задействованной для той же цели. Такого рода синэстезия в равной степени применима к фольклорным текстам и записям психотических больных. Возможно, мотив обоняния чаще появляется в качестве визионерского инструмента у психотиков, чем, скажем, осязание, в силу большей фразеологической и паремической задействованности ольфакторной лексики. Нам не встречались случаи, где ясновидение осуществлялось только при помощи осязания или вкуса. По всей видимости, именно в таком ключе следует воспринимать появление необычайно чутких носов и широких полей зрения в упомянутых психотических нарративах: как альтернативный показатель профетической слепоты, как знак другого зрения.

Итак, современные провидцы, которых мы находим среди разноязыких, разновозрастных и разноэтничных психотических больных, разделяют традиционные воззрения на связь органов чувств и визионерского дара. Примечательно, что психотики не составляют единой референтной группы для целей фольклористского или культурологического исследования. Психотики не объединены традицией производства, передачи и сохранения текстов; не создают собственного фольклора, по крайней мере сознательно; не ощущают культурной или социальной причастности к коллективу, который задается исключительно диагностическими параметрами. Тем значительней для исследователя сходство представлений, полученных от случайно подобранной группы информантов. Концепция ущербности зрения и компенсаторной развитости обоняния у ясновидящих — это лишь один из возможных вариантов в синхронном развитии темы провидения и прорицания. Тем не менее ольфакторное восприятие мира у душевнобольных разрушает семиотическую прозрачность привычного круга идей, связанных с обонянием, и обеспечивает панорамный взгляд на проблему.

* Работа написана совместно с В. Куперманом. Впервые опубликована в кн. «Ароматы и запахи в культуре». Кн. 1. — М.: НЛО, 2010

Источник