Сад трёх континентов
В те времена, когда воды Волги и Дона слилась воедино, совет министров СССР издал постановление "Об озеленении Волго-Донского судоходного канала с целью уменьшения ветровой нагрузки на суда...". Потребовались специалисты-озеленители. Супруги Дударевы, дендрологи, стали паковать чемоданы - они навсегда покидали подмосковный парк-заповедник (бывшую усадьбу князя Волконского), заложенный когда-то академиком Вавиловым, где занимались исследовательской и преподавательской работой, чтобы вступить в неизвестное...
Сталинградская земля встретила их жаркими суховеями: песок забивал глаза, скрипел на зубах. Это была та земля, о которой некогда писал академик Докучаев "Весь перешеек между Волгой и Доном от Калача до Царицына представляет однообразную картину: местность ровная безводная, сухая, перерезанная кое-где неглубокими балками, стены которых обнажают красноватую глину, иногда с выцветами солей, тонкая буровато-серая почва едва отличается от грунта. Растительность - редкий ковыль и приземистая полынь едва прикрывает степь".
Вот на этой земле и замыслил дендролог Дударев сделать немыслимое - насадить сад трех континентов. Нет не сразу, конечно, это вызрело в его уме, но, год за годом, работая старшим инспектором по озеленению канала, он пришел к мысли, что "ассортимент культур, предусмотренный соответствующим планом, не может быть достаточным для того, чтобы украсить собой такое уникальное сооружение, как Волго-Дон". Дудареву выделили участок в 3,5 гектара. Но это была даже не описываемая Докучаевым тощая земля, это были Сарпинские тяжелые глины, поднятые с глубины 5-6 метров при рытье канала. Академия наук СССР отнесла эти насыпные грунты к группе биологически мертвых, непригодных для лесоразведения...
"Эх, - говорит Иван Петрович - не дожили академики те до нынешних дней, когда поднялись во всю мощь мои деревья". Каждому заинтересованному человеку Дударев дает подержать эти глины в руках. Они находятся в его рабочем кабинете, более чем скромном вагончике, примыкающем к саду. При этом всегда подчеркивает: "В них 0,005 процентов питательных веществ!"
Но "процесс пошел". С 1962 по 1965 год с группой энтузиастов (их молодые, задорные лица тех лет можно увидеть на снимках в музее ВДСК) он начал проводить промывку засоленных грунтов, вносил удобрения, проводил гипсование и травосеяние. Вспоминает как нечто обычное: "Навоза внесли не так уж много: где-то по 40 тонн на гектар". Если по агрономическим понятиям это не очень много, то с точки зрения трудозатрат одного человека это равноценно строительству Египетских пирамид!
Первыми были посажены деревья и кустарники, привыкшие к местному климату - вяз, тополь, акация, клен, ясень. Ровненькими зелеными рядками стояли они в 1967 году, возвышаясь над землей на высоту 70 - 80 сантиметров. И никого не удивляли! Ходили слухи: "Что-то Дударев там мудрит". Чуда не замечали. Об этой странной психологии земляков, да и своей собственной напишет потом местный поэт Ильин. В 1980 году он будет буквально метаться между громадных величавых стволов, говоря: "Нет, не может быть. Мертвое породило живое!"
Потом пошли такие редкие деревья как глициния китайская, биота восточная, шелковица бумажная, актидиния, лимонник. Часть завезенных зимой пород вымерзла. Об этом Иван Петрович не любит вспоминать. Он терял деревья, как родители теряют своих детей. Как не любит вспоминать о фруктовом саде на 27 гектарах (это еще в 50-ых годах), который уже давал плоды, но все же погиб.
И сейчас у него проскальзывают грустные нотки: "Я не удивлюсь, если увижу берега канала такими же полупустынными, какими они были сорок с лишним лет назад". Дендрарию требуются большие капиталовложения, а их нет у коммунального хозяйства, на баланс которого он переведен. Но пока сад цветет и благоухает - он хорош во все времена года.
Сетью прямых дорожек дендрарий разбит на 15 участков с двумя небольшими бассейнами и альпийской горкой. На каждом из участков деревья и кустарники размещены по декоративному принципу и сочетаются в зависимости от величины и формы кроны, типа и окраски ветвей и плодов. Вообще, он очень напоминает единый живой организм. В дендрарии около 20 тысяч растений, которые представляют около 600 видов. Иван Петрович всегда уточняет: "Шестьсот девятнадцать". 300 из них - ценные лекарственные культуры. 26 занесено в Красную книгу.
Если сюда прийти в сентябре, то можно увидеть фиолетово-бордовые листья клена Гиннала, который живет до 200 лет. Его сок используется как противоцинготное средство. Здесь же красуются розовые листья бересклета и алое ажурное кружево укацского дерева. Осенью хорош куст Скумпии родом из Северной Америки. Растет он медленно, неторопливо, не спешит за событиями веков, а поэтому оказывается молчаливым наблюдателем того, что происходит рядом. А события таковы, что дендрарий окружают вплотную строящиеся новорусские дворцы. Ближайшие постройки - в трех метрах. Того и гляди, влезут за ограду.
И это, не смотря на то, что сад объявлен государственным памятником природы, а в 1985 году взят на учет Советом Ботанических садов Урала и Поволжья Академии наук СССР. Более того, в 1995 году в Москве на международном форуме специалистов по растительности представители Голландии и Греции вышли в Юнеско с предложением о присвоении дендрарию статуса международного заповедника природы.
Годы идут, международное призвание медлит. И по-прежнему за садом ухаживает восьмидесятилетний человек с совсем плохим зрением. У него нет приемников. Почему? На этот вопрос корреспондентов он отвечает так: "Вы знаете, кем я числюсь здесь по штатному расписанию? Рабочим четвертого разряда. Какой, простите, дурак, закончив институт и аспирантуру, пойдет по моим стопам? Хотя во всех ассоциациях и академиях я числюсь директором". Преувеличивает? Нет. Я лично видела его трудовую книжку. Воистину на каждого гения у нас находится его душитель.
Людмила Калашникова, Волгоград
На грани невозможного №4(283),2002
|
При использовании материалов с сайта активная ссылка на него обязательна
|