НОВАЯ КОСМОГОНИЯ речь по случаю присуждения Нобелевской премии

Станислав Лем

От редакции ("Секретные исследования":

Сегодня у подавляющего большинства людей на Земле есть только три объяснения того, откуда и как взялся Мир. Одни -- вслед за религиозными учениями -- традиционно считают, что все сделал Бог -- и этим все сказано. Другие видят человечество одиноким в молчаливой, лишенной следов разумной деятельности Вселенной, а потому, полагают они, человек отвечает за Вселенную; такие "академические" взгляды наиболее полно изложил от имени науки Шкловский в своей фундаментальной книге "Вселенная, Жизнь, Разум". И, наконец, третьи -- уфологи, фантасты и романтики -- верят в цивилизации инопланетян, которые нас опекают, наблюдают за нами со своих тарелок, защищают универсальные законы Добра и вот-вот поведут нас, мудрые и добрые, в свой светлый мир. Эти взгляды, распространенные в среде отечественных исследователей НЛО, были, в частности, высказаны в двух предыдущих номерах нашей газеты белорусским уфологом Н.Н.Гречаником ("Откуда прилетают НЛО").

Однако все эти три объяснения, объединяющие 99 процентов существующих в мире теорий и учений о Мироздании, одинаково далеки от реальности. Все они ошибочны, так как не доказываются видимой нами картиной Мира, и наблюдаемый нами Мир невозможно объяснить в рамках этих примитивных взглядов. Мы придерживаемся другой точки зрения на происхождение Вселенной и ее законов. Эту точку зрения первым последовательно сформулировал выдающийся фантаст и мыслитель Станислав Лем и, как нам представляется, он первым смог ответить на важнейшие вопросы, кажущиеся сегодня большинству людей неразрешимыми: чем вызвано Великое молчание Вселенной, одиноки ли мы, был ли божественный промысел в создании Мира, почему законы физики, химии и прочих наук именно таковы, а не другие, преодолим ли световой барьер и можно ли создать машину времени...

"Новая космогония" Станислава Лема, как мы думаем, отвечает на все эти и тысячи других вопросов, не сходящих веками со страниц научных журналов. Эта работа почему-то малоизвестна в странах СНГ (мы, например, не смогли найти ни одного ее русского издания), ее по каким-то причинам нет и в 10-томном собрании сочинений Лема (М.1992). В этой работе Лем предстает в двух лицах: в виде некоего ученого Ахеропулоса, и в виде вымышленного Альфреда Тесты, который ведет разговор от первого лица (якобы речь по случаю присуждения ему Нобелевской премии), развивает идеи своего двойника и, вместе с тем, критикует их.

Науки создали картину обитаемого космоса, а при всем при том наблюдаемые факты упорно противоречили этим утверждениям. Согласно теории, Землю окружала целая толпа цивилизаций, правда в звездном удалении. Согласно практике наблюдений, нас окружала мертвая глушь. Первые исследователи проблемы исходили из того, что среднее расстояние между двумя космическими цивилизациями составляет от пятидесяти до ста световых лет. Затем это расстояние было произвольно увеличено до тысячи. В семидесятые годы радиоастрономия так усовершенствовалась, что можно было обнаружить сигналы, идущие с расстояний до десяти тысяч световых лет, однако и там слышался лишь шум солнечных пожаров. За десятилетия непрерывного прослушивания космоса не было выловлено ни единого сигнала, ни единого знака, дающего основания предполагать, что за ним стоит разумное намерение.

Тогда Ахеропулос сказал себе: факты наверняка истинны, поскольку именно они являются основой познания. Возможно ли, что все теории всех наук ложны, что и органическая химия, и биохимический синтез, теоретическая и эволюционная биология, планетология, астрофизика -- все до единой неверны? Нет, столь явно и столь единодушно они не могли заблуждаться. А это значит, что факты, которые мы наблюдаем (вернее, которых не наблюдаем), вовсе не противоречат теориям. Необходимо заново объяснить совокупность данных и совокупность обобщений. Именно такую попытку и предпринял Ахеропулос.

Когда Ахеропулос приступил к созданию "Новой космогонии", возраст и величину вселенной подвергли очередному пересмотру: существование космоса оценивалось по крайней мере в двенадцать миллиардов лет, а его известные размеры -- величиной от десяти до двенадцати миллиардов световых лет. Так вот, возраст солнечной системы составляет около пяти миллиардов лет. Отсюда следует, что эта система не принадлежит к первому поколению звезд, порожденному вселенной.

Первое поколение возникло много раньше, а именно около двенадцати миллиардов лет назад. Вот в этом промежутке времени, отделяющем возникновение самого первого поколения солнц от возникновения их последующих поколений, спрятан ключ к загадке.

Поэтому сложилась ситуация, в равной мере и удивительная, и забавная. Как может выглядеть, чем может заниматься, какие цели может преследовать цивилизация, развивающаяся в течение м и л л и а р д о в лет (а именно на миллиарды лет цивилизации "первого поколения" должны быть старше земной!), -- этого никто не мог себе представить даже при самом смелом полете фантазии. А то, чего нельзя даже представить, было попросту проигнорировано. В самом деле, ни один из исследователей проблем внеземного разума даже не упоминал о столь долговечных цивилизациях.

Правда, кое-кто осмеливался заявить, что квазары и пульсары, возможно представляют собой результат деятельности мощнейших космических цивилизаций. Однако простые расчеты показали, что Земля, развиваясь нынешними темпами, смогла бы достигнуть столь высокого уровня астротехнической деятельности всего за н е с к о л ь к о т ы с я ч ближайших лет. А что потом? На что способна цивилизация, существующая в м и л л и о н ы раз дольше? Астрофизики, занимающиеся этими вопросами, пришли к выводу, что такие цивилизации ничего не делают, ибо они не существуют. Что же с ними случилось? Немецкий астроном Себастьян фон Хорнер утверждал, что все они кончили жизнь самоубийством. Пожалуй, так оно и есть, коль скоро их нигде не видно! Да нет же, отвечал Ахеропулос. Их нигде не видно? Это мы их просто не замечаем, поскольку они у ж е в е з д е. Точнее, не они сами, а лишь результаты их деятельности.

Двенадцать миллиардов лет назад -- а в те времена пространство и впрямь было мертвым -- и возникли первые зародыши жизни на планетах первого звездного поколения. Однако прошли эпохи, и от той космической первоосновы ничего не осталось. Если считать "искусственным" все то, что преобразовано активным разумом, то весь окружающий нас космос уже и с к у с с т в е н н ы й. Столь дерзкая ересь вызывает мгновенное противодействие: ведь Нам известно, как выглядят "искусственные" объекты, созданные разумом, занимающимся технической деятельностью! Где же космические корабли, где механические чудовища -- словом, где титаническая техника существ, которая должна окружать нас и олицетворять собой звездные небеса? Но это ошибка, вызванная инерцией мышления, поскольку в машинной технике, говорит Ахеропулос, нуждаются только цивилизации, находящиеся в эмбриональном состоянии, как, например, земная.

Миллиардолетней цивилизации не нужна никакая техника. Ее орудием является то, что мы называем законами природы. Сама физика представляет собой "машину" для такой цивилизации! Причем это не "готовая машина", ничего подобного; "машина" эта (конечно, с механическими машинами она не имеет ничего общего) создается на протяжении миллиардов лет, и ее строительство хоть и весьма далеко продвинулось вперед, но еще не завершено!

Ахеропулос уничтожает разницу между "естественным" (созданным природой) и "искусственным" (созданным машиной), заходя в этом так далеко, что сметает разницу между учрежденным (то есть юридическим) законом и законом природы... Он отвергает мнение, что якобы разделение произвольных объектов по происхождению на искусственные и естественные является объективным свойством мира. Ахеропулос считает это мнение изначальным заблуждением, вызванным эффектом, который он называет "сужением горизонта понятий". Человек наблюдает природу, говорит Ахеропулос, и учится у нее; он наблюдает падение тел, молнии, процессы горения; природа всегда является учителем, а человек -- учеником; проходит время, и он сам начинает имитировать процессы, происходящие в собственном теле, как бы беря у него уроки биологии. Но и тогда, подобно пещерному человеку, он продолжает считать природу пределом мыслимого совершенства решений: он надеется, что, может быть, когда-нибудь потом, в далеком будущем, ему удастся сравняться с природой в безупречности действий, но это уже будет конец пути.

Дальше идти некуда, ибо то, что существует в виде атомов, солнц, тел животных, его собственного мозга, -- по строению своему является непревзойденным вовеки. И естественно, природа является пределом потока работ, которые ее "искусственно" повторяют и модифицируют. Вот это и есть, говорит Ахеропулос, ошибка перспективы или "сужение горизонта понятий". Сама концепция "совершенства природы" является такой же иллюзией, как и сходящиеся на горизонте рельсы. Природу можно изменять во всем, если, конечно, располагать соответствующими знаниями; можно управлять атомами, а потом можно изменять и свойства атомов; при этом лучше и вовсе не раздумывать, окажется ли то, что будет "искусственным" результатом такой деятельности, "более совершенным", чем то, что было ранее, то есть "естественное". Это будет попросту другое, возникшее по плану и замыслу действующих сторон, оно будет потому "лучше", то есть "совершеннее", что создано по решению разума. Но какое "абсолютное превосходство" сможет проявить космическая материя после ее всеобщего преобразования? Возможны "различные природы", "разные космосы", но реализованным оказался всего лишь один конкретный вариант, тот самый, который породил нас и в котором мы существуем, вот и все. Так называемые законы природы являются "неизменными" лишь для такой "эмбриональной" цивилизации, как земная. Согласно Ахеропулосу, путь развития ведет от ступени, на котором законы природы открывают, к ступени, на которой эти законы создают.

Вот что произошло -- и происходит -- в течение миллиардов лет. Нынешний космос уже не является полем действия девственных стихийных сил, слепо созидающих и уничтожающих солнца и солнечные системы, ничего подобного нет и в помине. В космосе уже невозможно отличить естественное (первичное) от искусственного (преобразованного). Кто выполнил этот космогонический труд? Цивилизации первых поколений. Как? Этого мы не знаем: наши знания слишком ничтожны, чтобы судить об этом. Тогда на каком основании можно считать, что все обстоит именно так?

Если бы первые цивилизации, отвечает Ахеропулос, были с самого начала свободны в своих поступках, подобно тому как был свободен в религиозном понимании сам творец мироздания, то нам, конечно, никогда не удалось бы заметить следов происшедших перемен. Все религии изображают сотворение мира Богом как абсолютно свободный преднамеренный акт, но положение разума было иным, цивилизации были ограничены свойствами первичной материи, их породившей, эти свойства обусловили их последующие поступки, по поведению этих цивилизаций можно опосредованно составить картину исходных условий сознательной космогонии. Это не так-то просто, ведь в процессе преобразования вселенной сами цивилизации тоже не стояли на месте: являясь ее частью, они не могли ее изменять, не изменяя при этом самих себя.

Ахеропулос приводит такой наглядный пример: если на питательную среду поселить колонии бактерий, то исходную ("естественную") среду и эти колонии вначале легко различить. Однако в процессе своей жизнедеятельности бактерии поглощают одни вещества и выделяют другие, преобразуя среду так, что ее состав, кислотность, консистенция подвергаются изменениям. Когда же в результате этих перемен обогащенная новыми химическими компонентами среда порождает новые разновидности бактерий, до неузнаваемости непохожие на родительские поколения, то эти новые разновидности есть не что иное, как следствие "биохимической игры", которая велась одновременно всеми колониями и средой. Новые формы бактерий не могли бы возникнуть, если бы предыдущие поколения не изменили среды, следовательно, эти новые формы являются результатом самой игры. А между тем отдельным колониям вовсе нет нужды общаться между собой: они влияют друг на друга посредством диффузии, сдвига кислотно-щелочного равновесия среды. Как видим, первоначально возникшая игра постепенно исчезает и на смену ей приходят качественно новые, ранее не существовавшие формы Игры. Подставьте вместо среды пракосмос, вместо бактерий -- працивилизации, и вы получите упрощенную картину Новой космогонии.

С точки зрения исторически накопленных знаний все, о чем я говорил до сих пор, полнейшее безумие. Тем не менее ничто не мешает нам проводить мысленные эксперименты с самыми произвольными исходными допущениями, лишь бы они были логически непротиворечивы. Что же касается гипотезы Космоса-Игры, то здесь возникает ряд вопросов, на которые необходимо дать не противоречащие друг другу ответы. В первую очередь эти вопросы касаются начальных условий: можем ли мы что-нибудь предположить о них, можем ли из этих предположений получить исходную ситуацию Игры? Ахеропулос считал, что это возможно. Для того чтобы в пракосмосе возникла Игра, он должен был обладать определенными свойствами, например, такими, чтобы в нем могли возникнуть первые цивилизации. Это значит, что он не был физическим хаосом, а подчинялся определенным закономерностям. Эти закономерности, однако, не обязательно были универсальными, то есть повсюду одинаковыми. Пракосмос мог быть физически неоднородным, то есть представлять собой нечто вроде набора различных разновидностей физики, не во всем тождественных.

Ахеропулос принял за основу, что пракосмос был именно таким, физически "кусочным", и что цивилизации могли возникнуть лишь в немногих очагах, значительно удаленных друг от друга. В представлении Ахеропулоса физическая картина пракосмоса напоминала пчелиные соты; подобно ячейкам в сотах, в пракосмосе должны были существовать области с временно стабилизированной физикой, которая все же отличалась от физики соседних областей. Каждая цивилизация, развиваясь обособленно, в изоляции от прочих, могла считать себя единственной во вселенной и по мере накопления знаний н энергии старалась придавать окружению черты стабильности, последовательно раздвигая при этом границы своего влияния. Если ей это удавалось, то по истечении довольно длительного промежутка времени такая цивилизация начинала сталкиваться -- в удаленных сферах своей деятельности -- с явлениями, которые уже не были только естественным проявлением стихийности окружающего нас пространственно-временного континуума, но были продуктом деятельности другой цивилизации. Согласно Ахеропулосу, именно так и закончилась первая фаза Игры -- вступительная. Цивилизации не устанавливали друг с другом непосредственных контактов, все происходило так: разновидность физики, установленная одной из цивилизаций, в процессе экспансии наталкивалась на соседние разновидности физики.

Эти разновидности физики не могли плавно переходить одна в другую, поскольку они были нетождественны; а таковыми они являлись потому, что нетождественными были начальные условия существования каждой отдельно взятой цивилизации. Как полагал Ахеропулос, каждая из цивилизаций довольно долго не отдавала себе отчета в том, что в течение какого-то времени она уже не продвигается в глубь, казалось бы, совершенно нейтральной материальной среды, а сталкивается с областью сознательной деятельности иных цивилизаций. Понимание сложившейся ситуации пришло не сразу. Осознание этого факта, наверняка не одновременное, открыло следующую, вторую фазу Игры. Стараясь сделать эту гипотезу более правдоподобной, Ахеропулос приводит в "Новой космогонии" ряд воображаемых сцен, иллюстрирующих ту космическую эпоху, когда различные по исходным законам разновидности физики наталкивались друг на друга, а фронт столкновений представлял собой гигантские взрывы и пожары, в которых высвобождались колоссальные энергии различного рода аннигиляций и трансформаций. Очевидно, это были столь мощные катастрофы, что отзвук их еще по сей день слышен во вселенной в виде так называемого реликтового (остаточного) излучения, обнаруженного астрофизиками в шестидесятые годы и принятого ими за эхо ударных волн, которые были порождены взрывным характером возникновения космоса из его почти точечного зародыша (ибо в те годы многие считали весьма правдоподобной именно такую модель сотворения мира). Но проходили века, и цивилизации независимо друг от друга пришли к пониманию того, что они ведут антагонистическую Игру не со стихийными силами природы, а, сами того не ведая, с иными цивилизациями. И вот тем, что определило всю их последующую стратегию, был факт заведомой некоммуникабельности, отсутствие связи друг с другом, поскольку из пределов действия одной разновидности физики нельзя переслать никакой информации в пределы действия другой.

Итак, каждая из них вынуждена была действовать в одиночку, продолжение прежней тактики было бесцельным, а то и просто губительным; вместо того чтобы понапрасну тратить силы в лобовых столкновениях, надлежало объединиться, однако без всякой предварительной договоренности. Эти решения, принятые тоже не одновременно, в конце концов привели к переходу Игры в ее третью фазу, которая продолжается и теперь. Значит, Игра, в которой участвуют практически все высшие цивилизации вселенной, является одновременно и единодушной, и нормализующей. Члены этой совокупности ведут себя подобно экипажам кораблей, которые во время бури льют масло на разбушевавшиеся волны; хоть они и не согласовали своих действий, тем не менее эти действия принесут пользу всем. Стало быть, каждый игрок действует согласно минимаксовой стратегии: он изменяет существующие условия так, чтобы добиться максимальной всеобщей выгоды при минимальном ущербе. Поэтому нынешний космос является однородным и изотропным (в нем действуют одни и те же законы и отсутствуют выделенные направления). Свойства, которые Эйнштейн обнаружил в мироздании, являются результатами решений, принятых порознь, но тем не менее тождественных ввиду тождественности ситуации игроков, но тождественной вначале была их с т р а т е г и ч е с к а я ситуация и не обязательно -- ф и з и ч е с к а я. Ведь вовсе не однородная физика породила стратегию Игры. Совсем наоборот: однородная минимаксовая стратегия породила единую физику. ld fecit Universum, cui prodest (Вселенную создал тот, кому это выгодно - лат.).

Дамы и господа, в свете наших теперешних знаний взгляды Ахеропулоса в общем соответствуют действительности, хотя и содержат в себе ряд упрощений и ошибок. Ахеропулос исходил из того, что в границах различных разновидностей физики может возникнуть один и тот же тип логики. Ибо, если бы цивилизация А*, возникшая в "космической ячейке" А, имела иную логику, чем цивилизация В*, возникшая в "ячейке" В, то они не смогли бы пользоваться одной и той же стратегией и, следовательно, сделать свои разновидности физики однородными. Поэтому он исходил из того, что нетождественные разновидности физики тем не менее могут породить единую логику -- иначе он не мог объяснить то, что произошло в масштабах космоса. В этой догадке есть доля истины, однако все обстоит сложнее, чем он думал. Мы унаследовали от него программу, направленную на восстановление стратегии Игры путем решения "обратной задачи", иными словами, исходя из нынешней физики, мы пытаемся определить, что заставило игроков создать именно такую физику.

Эта задача осложняется тем, что развитие событий нельзя считать линейным процессом, то есть полагать, что пракосмос породил Игру, которая в свою очередь породила нынешнюю физику. Тот, кто изменяет физику, тем сам видоизменяет и самого себя, то есть создает обратную связь между преобразованием окружающей среды и самопреобразованием.

Эта основная опасность Игры, которую игроки не могли не заметить, привела к ряду т а к т и ч е с к и х маневров игроков. Они стремились к таким преобразованиям, которые не вели бы к всеобщим коренным переменам; другими словами, чтобы избежать всеобщего релятивизма, то есть связи всего со всем, они создали и е р а р х и ч е с к у ю физику. Иерархическая физика не является "тотальной": например, не подлежит сомнению, что м е х а н и к а осталась бы неизменной даже в том случае, если бы материя не имела на атомном уровне квантовых свойств. Это значит, что отдельные "уровни" реальности обладают определенной самостоятельностью -- иначе говоря. Ее все законы на данном уровне обязательно должны быть сохранены, чтобы над ним мог возникнуть следующий уровень. А это значит, что физику можно менять "понемножку" и что не всякое изменение ряда законов обозначает изменение всей физики в целом на всех уровнях явлений. Такого рода проблемы, стоящие перед игроками, искажают простую и ясную картину Игры, созданную Ахеропулосом в виде процесса, состоящего из трех этапов. Ахеропулос допускал, что происходившая в ходе Игры "стыковка" различных разновидностей физики должна была уничтожить часть игроков, потому что не из всех исходных ситуаций можно было перейти в однородное состояние. Уничтожение партнеров, находящихся в неблагоприятных начальных условиях, отнюдь не входило в намерения других игроков. Кому суждено выжить, а кому исчезнуть, решал слепой случай, по воле жребия наделяя разные цивилизации различными исходными условиями.

Ахеропулос полагал, что последние пожары этих ужасающих "битв", в которых сталкивались друг с другом различные разновидности физики, дошли до нас в виде квазаров, выделяющих энергию порядка 10 в 63 степени эргов, -- энергию, которую не может высвободить ни один из известных нам физических процессов в том сравнительно малом пространстве, которое занимает квазар. Он думал, что, глядя на квазары, мы видим то, что происходило от пяти до десяти миллиардов лет назад, во второй фазе Игры, ибо именно столько времени занимает движение светового луча, идущего от квазаров к нам. Гипотеза эта ошибочна. Мы причисляем квазары к явлениям иного рода.

Необходимо учитывать, что у Ахеропулоса не было данных, которые позволили бы ему взглянуть на этот вопрос по-иному. Нам недоступна полная реконструкция стратегии игроков, ретроспектива возможна лишь до того места, в котором игроки еще действовали, грубо говоря, более или менее так, как и сейчас. Если в Игре были критические моменты, связанные с резкими поворотами стратегии, ретроспекция не в состоянии преодолеть первый же такой поворот. А это значит, что мы не можем узнать ничего определенного о том пракосмосе, который породил Игру.

Когда же мы вглядываемся в современный космос, мы обнаруживаем зафиксированные в его структуре основные принципы той стратегии, которой придерживаются игроки. Космос постоянно расширяется, он имеет предельную скорость, или световой барьер, законы его физики симметричны, но симметрия эта не полная, он построен "коагуляционно" и иерархично, поскольку состоит из звезд, которые собираются в скопления, те в свою очередь сгруппированы в местные сгущения и, наконец, все эти сгущения образуют Метагалактику. Кроме того, время в космосе полностью асимметрично. Вот таковы основные черты строения мироздания, и для каждой из них мы находим исчерпывающее объяснение в структуре космогонической Игры, Игры, позволяющей нам сразу понять, почему одним из ее основных принципов должно быть соблюдение Silentium Universi (Молчание Космоса). Почему же космос устроен именно так? Игроки знают, что в процессе эволюции звезд возникают новые планеты и новые цивилизации, а это вынуждает их позаботиться о том, что бы молодые цивилизации, эти кандидаты на роль будущих игроков, не могли нарушить равновесия Игры. Поэтому космос расширяется, ибо только в таком космосе, несмотря на возникновение в нем все новых Цивилизаций, расстояние между ними остается величиной постоянной. Взаимопонимание, которое может привести к "сговору", к возникновению местной коалиции новых игроков, могло бы, однако, возникнуть и в таком, расширяющемся космосе, если бы в него не был встроен барьер скорости взаимодействия на расстоянии. Представим себе космос с физикой, позволяющей увеличивать скорость распространения взаимодействия пропорционально вложенной энергии. В таком космосе тот, кто располагает энергией в пять раз большей, чем все прочие, мог бы в пять раз быстрее узнавать о положении партнеров и с тем же преимуществом наносить им довольно ощутимые удары. В таком космосе становится возможной монополизация власти над его физикой и над всеми остальными участниками Игры. Такой космос как бы поощряет соревнование, энергетическое соперничество, гонку энерговооружения. Поэтому в реальном космосе для превышения скорости света требуется бесконечно большая энергия -- иначе говоря, этого барьера вообще нельзя преодолеть. Таким образом, возрастание энергетического могущества не окупается.

Причина асимметрии хода времени аналогична. Если бы время было обратимо и если бы, затрачивая необходимые средства и мощности, можно было бы изменять направление хода времени, то и в этом случае удалось бы подчинить себе партнеров, на сей раз благодаря возможности аннулировать любое их начинание. Следовательно, нерасширяющийся космос, как и космос без барьера скорости и, наконец, космос с обратимым временем, -- все это в одинаковой мере не позволяет полностью стабилизировать Игру. А ведь задача, собственно, в том и заключалась, чтобы стабилизировать Игру н о р м а т и в н о, именно к этому направлены все усилия игроков, воплощенные в структуре материи. Ведь совершенно очевидно, что исключение всякой возможности любого осложнения и любой агрессии с помощью специально у с т а н о в л е н н ы х законов физики является много более надежным и радикальным, чем все другие средства безопасности (например, с помощью уже у с т а н о в и в ш и х с я законов, угроз, контроля, принуждения, ограничений, штрафов).

Вследствие этого космос представляет собой п о г л о щ а ю щ и й э к р а н для всех, кто достигает такого уровня, что может принимать полноправное участие в Игре. Ибо они застают правила, которым в ы н у ж д е н ы подчиняться. Игроки сделали н е н у ж н о й семантическую связь, поскольку они общаются методами, делающими невозможным нарушение правил Игры: об их согласии свидетельствует само установленное единство физики. Игроки сделали ненужной действенную семантическую связь, поскольку они создали и поддерживают такие расстояния между собой, что в р е м я получения стратегически важной информации о состоянии других игроков всегда больше, чем время действия избранной в данный момент тактики Игры. Если бы кто-нибудь из них даже и "разговаривал" с соседними партнерами, то полученные сведения к моменту их получения всегда теряли бы свою актуальность. И именно поэтому в космосе совершенно невозможно образование враждебных группировок, тайных союзов, создание центров местной власти, коалиций, заговоров и тому подобного. Поэтому игроки и не общаются между собой: о н и с а м и с д е л а л и б е с п о л е з н ы м в с я к о е о б щ е н и е. Это был один из принципов стабилизации Игры, а следовательно, и космогонии. Вот вам и частичное объяснение загадки Silentium Universi. Мы не можем подслушать разговоры игроков, поскольку они молчат по стратегическим соображениям.

Именно это и удалось разгадать Ахеропулосу. О его добросовестности свидетельствует приведенный в "Новой космогонии" перечень возражений, которые может вызвать такая картина Игры. Они сводятся к подчеркиванию чудовищного несоответствия между миллиардолетним трудом, якобы вложенным в перестройку всей вселенной, и результатами этой перестройки, целью которой является у с т а н о в л е н и е м и р а во вселенной с помощью встроенной в нее физики. Как это так, говорит воображаемый критик, выходит, что миллиардов лет культурного развития еще недостаточно для того, чтобы эти загадочно долговечные цивилизации добровольно отказались от всяких форм агрессии, и поэтому гарантией космического мирного договора должны были стать специально для этого переделанные законы природы? И стало быть, усилия, энергия которых превосходит мощь сразу миллионов галактик, не имеют никакой другой цели, кроме установления б а р ь е р о в и п р е г р а д для военных действий? Ахеропулос отвечал на это так: тот тип физики, который установил в космосе мир, во время возникновения Игры был необходимостью, поскольку только одна стратегия могла сделать вселенную физически однородной, в противном случае ее огромные пространства охватил бы хаос слепых катаклизмов. Условия существования в пракосмосе были много более суровы, чем сейчас, жизнь могла возникнуть в нем только как "исключение из правил" и, случайно возникнув, случайно в нем погибала. Расширяющаяся метагалактика, асимметричное течение времени, структурная иерархия -- все это необходимо было ввести в самом начале, это был тот минимальный порядок, который необходим для создания поля последующей деятельности.

Ахеропулос понимал, что коль скоро эта фаза преобразований относится уже к истории, то перед игроками должны стоять какие-то новые далеко идущие цели, и хотел их предугадать. К сожалению, это ему не удалось. Здесь мы обнаруживаем изъян, скрытый в его системе. Дело в том, что Ахеропулос пытался восстановить Игру не реконструкцией ее формальной структуры, то есть чисто логически, а старался поставить себя на место игроков, то есть подходил к решению с точки зрения психологии. Но человек не может постигнуть ни их психологию, ни их моральный кодекс, для этого у него нет никаких данных; мы не можем представить себе, что думают, чувствуют, к чему стремятся игроки, как нельзя построить физику, пытаясь представить себе, что значит "быть электроном". Внутренняя жизнь игрока для нас так же недостижима, как внутренняя жизнь электрона. То, что электрон представляет собой мертвую частицу материального мира, а игрок является мыслящим существом, стало быть кем-то вроде нас, не имеет никакого значения. Я упомянул об этом изъяне системы Ахеропулоса, поскольку и сам Ахеропулос в другом месте "Новый космогонии" четко сформулировал, что из наблюдений над собственной психикой нельзя делать выводы о намерениях игроков. Он знал об этом и все же поддался тому стилю мышления, на котором был воспитан, ибо философ старается сначала понять, а потом обобщить; мне же с самого начала было ясно, что этим путем нельзя воспроизвести картину Игры.

Для ее полного понимания необходимо взглянуть на всю Игру в целом со стороны, то есть с такого наблюдательного пункта, которого у нас никогда не было и не будет. Вообще не следует связывать интенциональные действия с психологическими мотивами. Исследователь Игры не должен учитывать этику игроков, подобно тому как военный историк, изучающий логику стратегии боевых действий во время войны, не должен принимать во внимание моральный облик полководцев. Картина Игры является структурой вполне определенной, обусловленной состоянием Игры и состоянием окружающей среды, а не случайной комбинацией индивидуальных кодексов ценностей, капризов, желаний или моральных норм каждого из игроков в отдельности. То, что они принимают участие в одной и той же Игре, еще не означает, что они должны быть подобны друг другу в любом другом отношении! Они могут быть похожи друг на друга не более, чем человек похож на машину, с которой играет в шахматы. Так что вовсе не исключено, что существуют игроки, в биологическом смысле мертвые, возникшие в ходе небиологического развития, а также игроки, которые являются синтетическими продуктами искусственно вызванной эволюции, -- однако рассуждениям такого рода воспрещен доступ в область теории Игры.

Самой сложной проблемой для Ахеропулоса была загадка Silentium Universi. Общеизвестны два его закона. Первый закон говорит о том, что ни одна цивилизация, находящаяся на более низком, чем другие, уровне развития, не может обнаружить игроков не только потому, что игроки молчат, но еще и потому, что их действия ничем не отличаются от космического фона по той простой причине, что и м е н н о э т и д е й с т в и я и е с т ь к о с м и ч е с к и й ф о н.

Второй закон Ахеропулоса говорит о том, что игроки не шлют более молодым цивилизациям посланий с поучениями либо советами, поскольку не знают, куда высылать такие сообщения, а слать их неведомо кому они не хотят. Чтобы передать информацию в определенный адрес, необходимо сначала выяснить, в каком состоянии находится адресат, но именно это запрещает первый закон Игры, который устанавливает барьер взаимодействия в пространстве и времени. Как мы знаем, любая полученная информация о состоянии другой цивилизации в момент ее получения должна быть полностью устаревшей. Установив свои барьеры, игроки тем самым исключили всякую возможность узнать что-либо о состоянии других цивилизаций. А в передаче безадресных сообщений всегда больше вреда, чем пользы. Ахеропулос показывает это на примере проведенного им эксперимента. Он брал две серии карточек, на карточках одной серии он записывал последние научные открытия шестидесятых годов, а на карточках другой серии -- даты исторического календаря на протяжении столетия (1860-1960). Далее он вынимал по карточке из каждой серии. Открытие связывалось с датой по воле слепого случая, и это должно было соответствовать безадресной передаче информации. В самом деле, такие послания редко когда имели бы для получателя позитивную ценность. В большинстве случаев принятое сообщение оказалось бы или непонятным (теория относительности в 1860 году), либо бесполезным (теория лазера в 1878 году), или попросту опасным (теория атомной энергии в 1939 году). Поэтому игроки и молчат, ибо -- согласно Ахерапулосу -- желают добра более молодым цивилизациям.

Стало быть, эта аргументация опирается на этику. Уже поэтому она не является безупречной. Утверждение, что якобы цивилизация должна становиться тем более совершенной в этическом отношении, чем более она преуспела в развитии науки и техники, оказывается здесь введенным в теорию Игры извне. Так строить теорию космогонической Игры нельзя: либо принцип Silentium Universi неизбежно следует из структуры Игры, либо само существование Игры необходимо подвергнуть сомнению. Гипотезы ad hoс не могут спасти достоверность игры. Ахеропулос всегда отдавал себе в этом отчет: так как данная проблема тревожила его больше, чем полное непонимание и непризнание, которое выпало на его долю. Он дополняет "моральную гипотезу" другими, однако известно, что из множества слабых гипотез нельзя составить одну сильную.

Здесь я вынужден упомянуть о себе. Что сделал я как последователь Ахеропулоса? Моя теория исходит из физики и к физике же возвращается, но сама не принадлежит к области физики. Конечно, если бы из нее следовала лишь та физика, из которой я ее вывел, это было бы ничего не стоящей игрой в тавтологию. До сих пор физик поступал как человек, наблюдающий передвижение фигур на шахматной доске, который уже знает, как ходит каждая фигура, но не считает при этом, что передвижение фигур ведет к какой-то цели. Космогоническая Игра ведется не так, как шахматная, ибо в ней изменяются законы, то есть правила передвижения, фигуры и сама шахматная доска. По этой причине моя теория не является реконструкцией всей Игры, которая происходит с момента ее возникновения, а только лишь ее последней части. Моя теория -- лишь фрагмент целого, то есть нечто вроде воссоздания на основе наблюдения за шахматной игрой теории гамбита.

Тот, кто знаком с теорией гамбита, знает, что ценной фигурой жертвуют для того, чтобы позднее получить взамен нечто еще более ценное, однако при этом ему не обязательно знать, что конечная цель игры -- мат королю. Из той физики, которой мы располагаем, невозможно извлечь ни всю структуру Игры целиком, ни даже ее часть. Лишь когда я последовал за гениальной интуицией Ахеропулоса и предположил, что современную физику необходимо "дополнить", мне удалось воссоздать контуры разыгрываемой партии. Это допущение было в высшей степени еретическим, поскольку первой предпосылкой науки является тезис о том, что мир и его законы -- это нечто "готовое" и "законченное". Я же предположил, что современная физика представляет собою переходный этап на пути вполне определенных преобразований. Так называемые "универсальные постоянные" вовсе не постоянны. В частности, не является неизменной константа Больцмана. Это значит, что хотя конечным состоянием любого исходного порядка в космосе должен быть беспорядок, но скорость возрастания хаоса может по воле игроков меняться. Очевидно (и это единственное допущение, а не следствие теории! ), что игроки ввели асимметрию времени "на скорую руку", как если бы они торопились (в космическом масштабе, конечно). Эта спешка проявилась в том, что они сделали градиент роста энтропии слишком крутым. Они использовали тенденцию к быстрому возрастанию беспорядка для того, чтобы ввести в космосе е д и н ы й п о р я д о к. Поскольку с тех пор все стремится от порядка к беспорядку, то общая картина оказывается о д н о р о д н о й, подчиненной е д и н ы м законам и поэтому в целом упорядоченной.

То, что процессы микромира в принципе обратимы, было известно уже давно. Из теории следует удивительный вывод: если бы энергию, которую земная наука вкладывает в изучение элементарных частиц, увеличить в 10" раз, то и з у ч е н и е это как выяснение существующего порядка вещей превратилось бы в и з м е н е н и е этого порядка! Вместо того чтобы познавать законы природы, мы бы их слегка изменяли. Это и есть слабое место, ахиллесова пята физики современного мироздания. В настоящее время микромир представляет собой главный плацдарм созидательной деятельности игроков. Они сделали его нестабильным и определенным образом управляют им. Мне кажется, что некоторую часть физики, уже стабилизированную, игроки как бы вновь сдвинули с места. Они пересматривают и приводят в движение уже установленные законы. Поэтому они и хранят молчание, которое является "стратегическим затишьем". Игроки не сообщают никому из "соседей" о том, чем они занимаются, и даже о том, что Игра ведется. Ведь если Игра существует, то физика представляется в совершенно ином свете. Игроки молчат, чтобы избежать ненужных помех, и, очевидно, будут молчать вплоть до завершения этой работы.

Как долго будет длиться состояние Silentium Universi? Этого мы не знаем, но можно допустить, что по крайней мере сто миллионов лет.