22.05.2019. - Охота за обитаемыми мирами. Как найти внеземной разум

Охота за обитаемыми мирами. Как найти внеземной разум

У себя в офисе на 17-м этаже самого высокого здания Массачусетского технологического института (МТИ) Сара Сигер близка к космосу настолько, насколько это в принципе возможно здесь, в американском Кембридже. Из её окна в одну сторону открывается вид на деловой центр Бостона на берегу реки Чарльз, а в другую – на парк Фенуэй. Но перед её внутренним взором раскинулся Млечный Путь и гораздо более далекие галактики.

Сара – астрофизик, изучает экзопланеты, то есть все планеты за пределами Солнечной системы. На доске она записала формулу, которую вывела для оценки вероятности обнаружения там жизни. Под другой доской, исписанной уравнениями, свалено всякое оборудование, среди которого я замечаю колбу с глянцевыми черными обломками.

«Это мы камни плавили», – скупо комментирует Сигер.

Речь Сары отрывиста и монотонна, карие глаза смотрят проницательно. Она объясняет, что встречаются так называемые горячие суперземли, стремительно вращающиеся вокруг звезд, причем так близко, что год пролетает на них меньше, чем за земные сутки. «Эти планеты настолько раскалены, что там, вероятно, плещутся гигантские лавовые озера», – продолжает она. Так вот зачем пришлось расплавить камни!

«Мы измеряли яркость испускаемого лавой света», – подтверждает мою догадку Сара.

Когда в середине 1990-х годов Сигер училась на старших курсах колледжа, науке не было известно о планетах, обращающихся вокруг звезд за часы, или о таких, у которых на это уходит почти миллион лет. Мы ничего не знали о системах двойных звезд или о планетах-сиротах, блуждающих в космическом пространстве без материнской звезды. По сути, ученые не могли подтвердить существование ни одной планеты за пределами Солнечной системы, и многие гипотезы о свойствах далеких планет оказались неверны. Первая же из открытых (в 1995 году) экзопланет, 51 Пегаса b, сразу преподнесла сюрприз: она оказалась гигантских размеров и делала полный оборот вокруг материнской звезды всего за 4 дня.

«Уже по 51 Пегаса b можно было предположить, что нас ждут невероятные открытия, – рассуждает Сара. – Этой планеты не должно быть там, где её нашли».

На сегодня подтверждено существование почти 4 тысяч экзопланет, основную часть которых открыли при помощи космического телескопа «Кеплер», запущенного в 2009-м. Его задачей было обнаружить как можно больше планет, вращающихся вокруг 150 тысяч звезд, лишь в одной крошечной – примерно такой, которую можно прикрыть ладошкой вытянутой руки, – области небесной сферы. Впрочем, главной целью «Кеплера» стал поиск ответа на гораздо более сложный вопрос: много ли во Вселенной мест, где могла зародиться жизнь, или это большая редкость, и поиск иных обитаемых миров безнадежен?

Благодаря «Кеплеру» был получен недвусмысленный ответ: планет больше, чем звезд, причем не менее четверти из них размером с Землю и находятся в зоне обитаемости своих звезд, где не слишком холодно и не слишком жарко для существования жизни. В Млечном Пути как минимум 100 миллиардов звезд, а значит, только в нашей галактике – не менее 25 миллиардов миров, пригодных для появления жизни.

Неудивительно, что астрономы относятся к «Кеплеру», израсходовавшему топливо в октябре 2018 года, с благоговейным трепетом. «“Кеплер” стал самым большим шагом вперед в познании обитаемых миров со времен самого Коперника», – уверен астрофизик Эндрю Симион из Калифорнийского университета (Беркли). Теперь вопрос не в том, есть ли внеземная жизнь – практически наверняка она существует. Вопрос в том, как нам её найти?

Когда ученые поняли, что во Вселенной крутится множество планет, поиски жизни усилились. Приток частных средств позволил разработать более гибкую программу исследований с большей долей риска. Ученые из НАСА тоже все больше внимания уделяют поискам следов любых видов жизни в других мирах.

Для Сары Сигер, в 2013 году получившей «грант для гениев» – стипендию Мак-Артура, участие в проекте «Кеплер» стало еще одним шагом к цели всей её жизни: она мечтает обнаружить похожую на Землю планету на орбите cолнцеподобной звезды. Сегодня она продолжает исследования с помощью космического телескопа TESS (Transiting Exoplanet Survey Satellite, англ. «транзитный спутник экзопланетной съемки»), разработанного в МТИ и запущенного НАСА в 2018-м. Как и «Кеплер», TESS отслеживает небольшие изменения яркости звезд, которые наблюдаются при прохождении – транзите – планеты на фоне диска ее звезды. Этот телескоп сканирует практически весь небосвод, чтобы обнаружить полсотни скалистых экзопланет, похожих на Землю. В будущем «находки» предполагается изучить с помощью более мощных аппаратов, подобных телескопу «Джеймс Уэбб», который НАСА планирует запустить в 2021 году.

На «столе планирования» Сары, который тянется вдоль всей стены в ее офисе, среди множества других вещей лежат полированные каменные шары, представляющие планетарную систему красного карлика, а также модель разработанного Сарой низкозатратного спутника по поиску планет ASTERIA.

«Я так и не повесила его», – улыбается Сара, разворачивая постер, который наилучшим образом показывает отправную точку ее карьеры. На плакате изображены спектры элементов, похожие на раскрашенные штрих-коды. Каждое химическое вещество поглощает уникальный набор световых волн разной длины (например, мы видим листья зелеными, потому что молекулы хлорофилла в основном поглощают свет в красном и синем диапазонах, а зеленые лучи отражают). Когда Сара только начинала свой путь в науке, ей пришла в голову мысль, что химические вещества в верхних слоях атмосферы транзитных планет могут оставлять спектральные «отпечатки» в проходящем через нее свете материнской звезды. И если в атмосфере такой планеты присутствуют газы, выделяемые в результате жизнедеятельности каких-то организмов, то подтверждение этого факта мы сможем увидеть в планетарном спектре.

«Это очень сложная задача, – объясняет мне Сара. – Представьте, что атмосфера скалистой планеты – это шелуха на луковице, находящейся перед огромным экраном кинотеатра».

Шансы на то, что такая планета вращается вокруг звезды, расположенной настолько близко, чтобы телескоп «Уэбб» уловил достаточно света для определения признаков жизни, чрезвычайно малы. Поэтому большинство ученых, и Сара не исключение, скорее надеются на телескопы следующего поколения. А почти всю стену над «столом планирования» Сары закрывает пластиковая панель в форме гигантского цветка. Это модель своего рода космической заслонки Starshade, которая, работая в паре с TESS, поможет телескопу лучше видеть, закрывая свет «лишних» звезд.

Другой обладатель «гранта для гениев», Оливье Гийон, не любил спать по ночам: ведь в это время происходит столько интересного! Он рос во Франции в провинции Шампань, и на 11-летие родители подарили сыну небольшой телескоп. По его словам, позже они об этом пожалели: Гийон смотрел на небо ночи напролет, а отсыпался днем на уроках. Когда этого телескопа стало мало, Оливье сам смастерил еще один – побольше. Хотя юному астроному удавалось увеличивать небесные тела, продлить ночь было не в его силах. И тогда Гийон решил почти не спать. Поначалу он чувствовал себя замечательно, но по прошествии недели серьезно заболел и до сих пор вспоминает те времена с содроганием.

Сейчас Оливье Гийону 43, и он работает с очень большим телескопом – на вершине горы Мауна-Кеа на острове Гавайи, где расположено 13 обсерваторий, в одной из которых – «Субару» – установлено 8,2-метровое зеркало, едва ли не самое большое монолитное зеркало в мире. Этот телескоп принадлежит японской Национальной астрономической обсерватории и никак не связан с известной компанией («Субару» – это японское название звездного скопления Плеяды). Благодаря положению на высоте 4205 метров над уровнем моря, с Мауна-Кеа открывается один из самых лучших и чётких видов на Вселенную.

«Мы можем “зависнуть” здесь на пару недель и начинаем забывать о земной жизни, – рассказывает Оливье. – Сначала из головы вылетает, какой сейчас день недели, потом забываешь позвонить семье».

Оливье Гийон – один из немногих ученых, способных хотя бы на мгновение увидеть объекты, которые без сконструированного им прибора, дополняющего телескоп, так бы и остались незамеченными – даже на «Субару».

«Очень сложный вопрос: есть ли там жизнь? – рассуждает он, указывая на небо. – И если да, то на что она похожа? Есть ли континенты? Океаны и облака? На все эти вопросы можно ответить, если получится отделить свет планеты от света ее звезды».

Другими словами, нужно увидеть планету. Задача равносильна попытке прищуриться настолько сильно, чтобы различить мошку, кружащую в свете прожектора. Это кажется невозможным – и пока так оно и есть. Однако Оливье, как и Сара, ждет прорыва с появлением следующего поколения наземных телескопов и того, что с их помощью можно будет сильно-сильно прищуриться. Для этого же Оливье и создал свой аппарат SCExAO (аббревиатура от английского Subaru Coronographic Extreme Adaptive Optics – «коронографическая оптика предельного наведения “Субару”»). Он хотел показать мне устройство в действии, однако из-за отключения электричества обсерватория «Субару» не работала. И тогда Оливье провел меня под 43-метровый купол, укрывающий телескоп. На этой высоте почти вполовину меньше кислорода, чем на уровне моря. Посетители могут воспользоваться кислородом из баллона, но Оливье решил, что я в подпитке не нуждаюсь, и мы отправляемся в путь.

«Недавно я проводил экскурсию для группы ученых, и внезапно одна экскурсантка упала в обморок, – вспоминает Оливье с долей удивления и сожаления. – Я должен был догадаться, что ей стало нехорошо: ведь она вдруг затихла». Я покрепче хватаюсь за поручни и беру на заметку, что надо задавать вопросы.

Наземные телескопы вроде «Субару» оптически гораздо мощнее космических обсерваторий типа «Хаббла». Проблема в том, что никто пока не придумал, как запихнуть зеркало диаметром 8,2 метра в ракету и запустить его в космос. Однако у наземных телескопов есть существенный недостаток – они находятся под многокилометровым слоем атмосферы. Колебания температуры воздуха вызывают непредсказуемые отклонения световых волн, идущих от звезд, которые мы воспринимаем как мерцание.

Прибор Оливье, собственно, и призван устранить искажения. Это достигается за счет направления света наблюдаемой звезды на зеркало размером с рублевую монету, изменяющее форму с помощью двух тысяч крошечных моторчиков. Анализируя данные с камеры, моторчики деформируют поверхность зеркала до трех тысяч раз в секунду, чтобы исправить все атмосферные искажения, и – вуаля – луч звезды можно видеть почти таким же, каким он был до входа в земную атмосферу.

Дальше нужно опять прищуриться. Ведь сами звезды Оливье воспринимает как «расползающиеся световые кляксы, которые мы пытаемся вывести». Для этого в аппарате астронома есть целая система диафрагм, зеркал и фильтров, пропускающих лишь свет, отраженный от планеты.

Устройство само по себе очень сложное: одного взгляда на его схему достаточно, чтобы закружилась голова, – даже когда находишься не в горах. Однако с появлением телескопов следующего поколения можно будет увидеть различимое пятнышко света, представляющее собой даже скалистую планету.

Стоит лишь поймать это пятнышко в спектрометр – устройство, способное «разложить» световой пучок по длинам волн, и можно будет анализировать его на наличие признаков жизни, или биосигнатур.

Есть биосигнатура, которую Сара, Оливье и почти все остальные ученые считают одним из самых неоспоримых (насколько позволяет научная осторожность) признаков наличия жизни. Подтверждением неоспоримости служит целая планета: на Земле растения и некоторые группы бактерий как побочный продукт фотосинтеза выделяют кислород, молекулы которого чрезвычайно неразборчивы в связях – они реагируют практически со всем, что находится на поверхности планеты. Так что, если удастся установить, что кислород накапливается в атмосфере какой-то экзопланеты, это станет большим открытием. Еще более убедительным было бы наличие наряду с кислородом метана. Поскольку эти два газа взаимоуничтожимы, их одновременное присутствие прямо укажет на существование постоянных источников для пополнения их атмосферных запасов – живых существ.

Впрочем, внимание лишь к метану и кислороду – чересчур геоцентричный подход. Жизнь может принимать множество форм, отличных от фотосинтезирующих организмов, ведь и на Земле анаэробные формы существовали за миллиарды лет до появления заметных следов кислорода в атмосфере. Достаточно наличия питательных веществ, источника энергии и жидкой среды – и в результате развития жизни могут возникнуть самые разные газы. Так что самая значимая характеристика – обнаружение газов, кроме инертных, в повышенных концентрациях.

Есть и другие достойные внимания биосигнатуры. Например, важный для фотосинтеза пигмент хлорофилл. Хлорофилл отражает инфракрасные лучи в ближнем диапазоне. Этот эффект невидим для человеческого глаза, но легко регистрируется инфракрасными телескопами. Если такой отраженный спектр присутствует в биосигнатуре планеты, значит, есть шансы обнаружить растительный покров. Правда, растительность на других планетах вполне может поглощать световые лучи в другом диапазоне, так что не исключено, что есть миры с черными или красными растениями.

Но почему столько внимания уделяется растениям? Просто уже есть задел: спектральные характеристики 137 микроорганизмов, в том числе и живущих в экстремальных для Земли условиях (в других мирах таковые вполне могут оказаться нормой). Их выявила совместно с другими исследователями и опубликовала перечень Лиза Калтенеггер, руководитель Института имени Карла Сагана в Корнелльском университете. Неудивительно, что все теперь так ждут новых телескопов. «Наконец мы сможем уловить достаточно много света, – вторит своим коллегам Лиза. – И узнать гораздо больше».

Первым и самым мощным телескопом следующего поколения станет аппарат Европейской южной обсерватории с говорящим названием Extremely Large Telescope («чрезвычайно большой телескоп», ЧБТ) в чилийской пустыне Атакама, наблюдения на котором должны начаться в 2024 году. Светочувствительность его 39-метрового зеркала превысит суммарный показатель всех существующих телескопов сопоставимого с «Субару» размера, вместе взятых. А когда ЧБТ оснастят модифицированной версией прибора Оливье, на нем можно будет получать изображения скалистых планет в зоне обитаемости красных карликов – самых распространенных звезд во Вселенной. Они меньше по размеру и уступают по яркости нашему Солнцу, желтому карлику, так что их зона обитаемости придвинута к звезде. А чем ближе планета к светилу, тем больше света она отражает.

К сожалению, зона обитаемости красного карлика – не самое уютное место в галактике. Красные карлики очень активны и часто выбрасывают в окружающее пространство протуберанцы, проходя через период «очень долгого плохого подросткового поведения», как называет его Сара. Возможно, атмосфера таких планет каким-то образом приспособилась к опасным всплескам активности, чтобы уберечь зарождающуюся жизнь от полного выгорания. Но и это еще не все – планеты у красных карликов, вероятно, находятся в приливном захвате: всегда обращены к материнской звезде одной стороной, как Луна к Земле. По этой причине одна их часть слишком раскалена, а на другой слишком холодно, и лишь на линии раздела могут быть подходящие для жизни условия.

Как оказалось, в зоне обитаемости на орбите Проксимы Центавра, ближайшего к нам красного карлика (4,2 светового года, или 40 триллионов километров) находится скалистая планета – Проксима Центавра b. «Это невероятно интересный объект для исследования», – радуется Оливье. ЧБТ и подобные ему телескопы смогут отлично улавливать свет, однако даже эти гигантские земные обсерватории не способны отделить отсвет планеты от излучения звезды, которое в 10 миллиардов раз ярче. На это понадобится больше времени и, как некоторым может показаться, фантастические технологии.

Помните лепестковую панель на стене в офисе Сары? Это элемент космического аппарата Starshade, или «звездной заслонки». Согласно разработкам ученых, 28 таких панелей соединяются вокруг общего центра вроде огромного – размером более 30 метров – подсолнуха. Форма и волнистая поверхность каждого лепестка устроены так, чтобы отражать свет звезд, оставляя за собой сверхглубокую тень. При этом телескоп, расположенный в этом «тоннеле тьмы», сможет уловить тусклый свет похожей на Землю планеты, видимый на самом краю «заслонки».

Первую вероятную пару для Starshade составит Wide Field Infrared Survey Telescope (WFIRST, «поисковый широкоугольный инфракрасный телескоп»), который должен быть готов к середине 2020-х. Два космических аппарата будут совершать этакое небесное па-де-де: Starshade медленно развернется, чтобы блокировать свет звезды, а WFIRST займется обнаружением планет на ее орбите и попытается проверить спектр на наличие признаков жизни. Затем, пока WFIRST будет занят другими исследованиями, Starshade перелетит на новое место, чтобы заблокировать свет от следующей звезды в списке. Несмотря на то что этих космических танцоров будут разделять десятки тысяч километров, их положения должны быть согласованы с точностью до метра, иначе изысканная хореография превратится в сумбур. Разработкой Starshade занимается Лаборатория реактивного движения НАСА в Пасадине (штат Калифорния), на работу уйдет около десятка лет, и финансирование под реализацию проекта пока не выделено. Но Сара, которая мечтает возглавить проект, надежд не теряет.

Когда Джон Ричардс в 2008 году откликнулся на онлайн-предложение принять участие в разработке программного обеспечения, он и представить себе не мог, что следующие десять лет проведет в далекой долине в Северной Калифорнии, вслушиваясь во Вселенную. Поиск внеземного разума, или по-английски SETI (search for extraterrestrial intelligence) – это исследовательская инициатива и одноименная общественная организация Институт SETI – там и работает Джон, поддерживая функционирование Системы антенн Аллена (Allen Telescope Array, ATA), расположенной в 550 километрах от штаб-квартиры института в Кремниевой долине. ATA – единственная обсерватория на планете, построенная специально для обнаружения сигналов внеземных цивилизаций. Основные средства проект получил от одного из основателей Microsoft Пола Аллена, ушедшего из жизни в октябре 2018 года, и изначально задумывался как система из 350 радиотелескопов с антеннами 6-метрового диаметра. Однако из-за проблем с финансированием – печальный лейтмотив в истории SETI – построили лишь 42. Поначалу их обслуживали семеро ученых, теперь один Джон.

Я побывал у Джона жарким августовским днем, вскоре после того как стихли бушевавшие в Калифорнии пожары. Дымка окутывала окрестные горы, и проглядывающие сквозь нее антенны казались какими-то доисторическими столпами, напоминающими каменные статуи с острова Пасхи, непоколебимо уставившимися в одну точку на бескрайнем небе. Джон провел меня к одной из антенн через дверь в ее основании, чтобы показать недавно установленное приемное устройство – блестящий зубчатый конус из меди, скрытый под стеклянным колпаком. «Похоже на луч смерти», – шутит Джон Ричардс.

Задача Джона – поддерживать работу оборудования и программного обеспечения, включая алгоритмы, которые «просеивают» несколько сотен тысяч радиошумов, собираемых телескопами каждую ночь, в поисках «искомого сигнала». Именно на радиочас-тотах SETI и ведет «охоту» с тех самых пор, как 60 лет назад начался поиск внеземных передатчиков, главным образом потому, что радиосигнал очень хорошо распространяется в космосе. Ученые SETI сосредоточили поиск в «тихом» радиодиапазоне – где нет галактического шума. Сканирование относительно спокойного спектра частот было довольно логично, ведь именно здесь разумные инопланетяне с наибольшей вероятностью взялись бы передавать сигнал.

Джон объясняет мне, что ATA ведет поиск по списку из 20 тысяч целей – красных карликов. Каждый вечер Ричардс проверяет, что система работает, а, пока он спит, антенны просыпаются и наводятся на цели, фотоны бегают по оптоволоконным кабелям, и космическая радиомузыка обрабатывается мощнейшими процессорами. Если после проверки сигнал не удается приписать ни природному, ни типичному земному источнику – спутнику, самолету или пульту от машины, – компьютер отправляет оповещение по электронной почте. Такое «письмо счастья» никому не хотелось бы пропустить, и Джон настроил свой сотовый, чтобы оно поступало в виде текстового сообщения. Так что, вполне возможно, нашим первым контактом с внеземной цивилизацией будет эсэмэска, прожужжавшая в телефоне на прикроватной тумбочке.

Однако пока все «искомые сигналы» оказались ложной тревогой. В отличие от других исследований, в которых знания накапливаются со временем, в SETI только два исхода – либо инопланетные существа пойдут на контакт именно в том радиодиапазоне, где мы пытаемся уловить сигнал, либо нет. И даже если они в принципе существуют, вероятность, что мы ищем именно там, где надо, в правильный момент и на «той самой» частоте, очень мала. Джилл Тартер, вышедший на пенсию глава исследований в SETI, уверен: так искать – все равно что черпать чашкой воду из океана; шанс таким способом выловить рыбу ничтожно мал, но это не означает, что океан не кишит рыбой. И, увы, Конгресс США уже давно потерял интерес к черпанию воды чашкой, прекратив поддержку проекта в 1993 году.

Есть и хорошие новости. Исследовательские усилия SETI (не путать с Институтом SETI) недавно получили значительное финансовое подкрепление: в 2015 году венчурный капиталист родом из России Юрий Мильнер запустил программу Breakthrough Initiatives (буквально, «прорыв: инициативы»), выделив 200 миллионов долларов на поиск жизни во Вселенной, из которых 100 миллионов должны пойти на поиск именно цивилизаций. Ранее Мильнер вкладывался в Facebook, Twitter и многие другие интернет-компании, среди инвесторов которых сейчас хотел бы оказаться каждый, и был совладельцем и председателем совета директоров Mail.ru Group в России. Его филантропическое видение хорошо отражает максима: «Если согласиться с тем, что на поиск внеземного разума стоит потратить 100 миллионов долларов, почему это не могут быть мои 100 миллионов?». «Если речь идет о сумме такого порядка, то почему бы не рискнуть, – рассуждает он во время нашей встречи в гламурном коктейль-баре в Кремниевой долине. – Вот если бы речь шла о миллиарде в год – тогда бы мы задумались».

Мильнер говорит мягко и выглядит скромно – придя в бар, я не заметил его, пока он сам не подошел ко мне. Юрий рассказал немного о себе: он окончил физический факультет МГУ и всю жизнь грезил астрономией: имя обязывало. Ведь родители назвали его в честь Юрия Гагарина, ставшего первым человеком в космосе за семь месяцев до появления Мильнера на свет – в 1961-м. Юрий замечает, что в том же году стартовал проект SETI. «Все взаимосвязано», – заключает он.

Один из его собственных проектов – Breakthrough Listen («прорыв: слушаем») – за десять лет получит 100 миллионов долларов: основная часть средств направлена в Исследовательский центр SETI при Калифорнийском университете (Беркли). По проекту Breakthrough Watch («прорыв: смотрим») финансируются новые технологии поиска биосигнатур с помощью Very Large Telescope («очень большого телескопа»), принадлежащего Европейской южной обсерватории в Чили.

Самый далекий во всех смыслах проект Мильнера – Breakthrough Starshot («прорыв: летим к звезде») – направляет 100 миллионов долларов на исследования возможности путешествия к ближайшей звездной системе Альфа Центавра, где находится скалистая планета Проксима b. Чтобы понять, насколько это сложная задача, вспомним сравнительно недавние миссии: запущенный в 1977 году «Вояджер-1» добрался до границы Солнечной системы за 35 лет. Путешествуя с такой же скоростью, он достигнет Альфы Центавра примерно за 75 тысяч лет. Согласно разработкам Starshot, группа кораблей, каждый размером с гальку, несущихся со скоростью в одну пятую скорости света, сможет достичь Альфы Центавра за 20 лет. Следуя плану, изначально предложенному физиком Филипом Любиным из Калифорнийского университета (Санта-Барбара), эти крошечные «каравеллы Колумба» будут разогнаны с помощью парусов, наполненных светом от наземной лазерной системы, по мощности в миллион раз превосходящей солнечное излучение. Может, все закончится ничем. Но в этом и есть преимущество частных денег: в отличие от правительственных программ, инженеры тут могут – и от них это даже ожидается – идти на риск.

«Через пять-десять лет посмотрим, что из этого получится, – говорит, пожимая плечами, Юрий. – Я не энтузиаст в том смысле, что железно уверен в осуществимости какого-то из проектов. Я энтузиаст, потому что считаю, что нужно пытаться».

Гораздо важнее то, что, вдохновленное и вооруженное ускоряющимся прогрессом технологий, человечество увидело главную цель поиска инопланетной жизни в другом ключе. 60 лет мы ждали, что внеземной разум «позвонит» на Землю. Но суровая правда состоит в том, что, по всей видимости, у инопланетян нет причин пытаться установить контакт с нами – как мы не горим желанием поприветствовать какую-нибудь колонию муравьев. Мы можем считать себя технологически развитыми – по сравнению с нашим прошлым, но, если представить, что может скрываться во Вселенной, мы все еще австралопитеки. Так что любая цивилизация, которую нам удастся обнаружить, скорее всего, будет на миллионы, а может, и на миллиарды лет опережать нас в развитии.

«Мы похожи на трилобитов в поисках других трилобитов», – Сет Шостак, старший астроном в Институте SETI.

А нам следует сосредоточиться не на поиске послания от инопланетян, а на обнаружении признаков внеземного разума, отражающих его деятельность. Возможно, проявления инопланетного разума будут отличаться от наших, и нам не удастся их постичь, но, вероятно, мы все равно сумеем их воспринять, анализируя техносигнатуры, подтверждающие существование развитых технологий, или хотя бы техносигнатуры цивилизаций «австралопитеков» – спектральные характеристики хлорфторуглеродов, загрязнивших атмосферу инопланетных миров и приведших их к гибели на ранней технологической стадии.

Источник