Кто из рыбаков не мечтал о Большой Рыбе?
|
|
Фото И. ОЛЬХОВСКОГО
|
|
Такого рыбака нет, не было и не будет. Даже в сказке о лисе и волке, где лиса советовала волку опустить в прорубь хвост и приговаривать «ловись, рыбка, большая и маленькая» волк бормотал: «ловись, рыбка, большая-пребольшая». Лиса колдовала рядом: «мерзни, мерзни, волчий хвост», и жадность лишила волка хвоста. В повести Э. Хемингуэя «Старик и море» героя тоже подвела жадность. Старик ушел слишком далеко в море в погоне за Большой Рыбой, и акулы обглодали до хребта пойманную им большую, длиной в 18 футов, меч-рыбу. У В.Астафьева в «Царь-Рыбе» только чудо спасло от смерти браконьера, поймавшего на Енисее большую осетрину. «Природа – тоже женщина» поймала его на собственный самолов вместе с рыбой и заставила возненавидеть осетрину с ее «мерзким желтым жиром и двумя ведрами похожей на грязь черной икры в беременном белом пузе». Его спасло только то, что он вспомнил наставления деда и покаялся в своем юношеском грехе.
|
Нельзя не процитировать сибирского классика. «Опять дед вспомнился. Поверья его, ворожба, запуки: «Ты как поймаешь, Зиновей, малу рыбку – посеки его прутом. Сыми с уды и секи, да приговаривай: «Пошли тятю, пошли маму, пошли тетку, пошли дядю, пошли дядину жану!» Посеки и отпущай обратно и жди. Все будет сполнено, как ловец велел». Было, сек прутом рыбину, сперва взаправду, подрос – с ухмылкой, а потому что верил во всю эту трахамудию – рыба попадалась и крупная, но попробуй разбери, кто тут тятя, кто тут дядя и кто дядина жена... Вечный рыбак, лежучи на печи со скрученными в крендель ногами, дед беспрестанно вещал голосом, тоже вроде бы от ревматизма искрученным, перемерзлым. «А ешли у вас, робяты, за душой что есь, тяжкий грех, срам какой, варначество, не вяжитесь с царью-рыбой, попадется коды – отпушшайте сразу, отпушшайте, отпушшайте!.. Ненадежно дело варначье». Ни облика, ни подробностей жизни деда, ни какой-нибудь хоть мало-мальской приметы его не осталось в памяти, кроме рыбацких походов да заветов».
|
В пятом классе я бегал делать уроки в детский зал библиотеки имени Ленина, благо жил неподалеку – только по Болоту пройти, где в Канаве по весне нерестились плотва и лещи размером с крупную сковородку, да Москву-реку перебежать по Каменному мосту, где у устья Неглинки когда-то ловили в большом количестве щук. В конце 40-х годов мы ловили не щук, а мелких карасиков напротив Зарядья в полынье с теплой водой, которую сбрасывала в реку МОГЭС. Наловить их можно было много – полную дерматиновую кошелку. Потом мы приносили кошелку к матери моего товарища и спрашивали: «Вера Ивановна! Можно их пожарить?» Она ловко и быстро вытряхивала из карасей требуху, доставала пару противней, укладывала на них карасей, включала духовку и шла во двор Лубочного переулка, где сейчас вырос пряничный домик Госбанка с куполом, а тогда отстаивались ГАЗы без кузовов с шоферами-перегонщиками из города Горького. Время было послевоенное, голодные шофера спали в кабинах на морозе. Тетя Вера, потерявшая в войну мужа и поднявшая в одиночку трех сыновей, зарабатывая на жизнь грузчиком, знала, что значит голод. Кошелки хватало противней на шесть. Карасик был мелким и костлявым, жуй-плюй, но сладким и съедался целиком с головой. После шестого противня желудок и душа у всех отогревались. Некоторые шоферы потом оставались спать в тепле на полу «покотом» на лоскутной дорожке. Все лучше, чем в кабине – ноги можно вытянуть.
|
Библиотека меня интересовала не потому, что я не мог сделать уроки дома. Там можно было взять монографию Л.П. Сабанеева «Рыбы России» и, побыстрее отделавшись от домашних заданий, наслаждаться белугами в тонну весом, щуками неимоверных размеров с золотыми кольцами в жаберных крышках, которые вставляли им царевны еще при Иване Грозном и снова отпускали в Плещеево озеро, и прочими чудесами подводного мира. Больше всего меня поражали не белуги и щуки. Ерша, который весил больше 2 кг, я представить себе не мог. Я был знаком с ершиками весом 20–50 г, светившими фиолетовыми глазками. Самых мелких и наглых ершиков, которые укладывались поперек спичечного коробка и портили насадку, мы называли биль-биль. Биль-билей мы не выбрасывали, а отдавали кошке, которая с урчанием заглатывала их с головы с колючками. Я удивлялся, что от колючек ей ничего плохого не было. Личным моим рекордом была щука весом в 2 кг 150 г, длиной в 71 см, челюсть которой висела у меня на стене. Для 12-летнего пацана и этот трофей был неплохим.
|
Потом мне приходилось ловить всяких рыб. На Курилах я бочонками солил красную икру и вместе с рыбацкой бригадой, которой рыбкомбинат не подвез вовремя соль и лед, тоннами выбрасывал из сетей обратно в море снулых лососей, подписывая акты о вылове, чтобы рыбаки получили свою зарплату. Но промысел не рыбалка; рыбака, уважающего спортивную ловлю, сеть унижает. Щук и тайменей в 10–12 кг вытаскивал неоднократно, но их я не считал рекордом, вспоминая своего дядю Володю, маминого брата, который поймал действительно Большую Рыбу. О моем дяде известно больше, чем о деде астафьевского героя, сохранились его фотографии и воспоминания о нем. Дядя Володя умер от тифа, не успев завести детей, потом схоронили всех его сверстников – то поколение, которое его знало, доживает следующее поколение, но память о его Большой Рыбе сохранилась в семье до сих пор.
|
«В городе Киеве, логове Змиеве» не только водятся ведьмы и черти (по Ник. Гумилеву и Ник. Гоголю), но также течет река Днепр. В 20-е годы XX века река не была зарегулирована плотинами и текла так, как ей хотелось, вращая водоворотами и выкапывая в русле омуты глубиной до 30 метров (я сам замерял). В омутах под названием Черторой, которое говорит само за себя, километрах в 3–4 выше Владимирской горки тогда лежал не радиоактивный чернобыльский ил, а ворочались крупные сомы. В лунные ночи они поднимались на поверхность посмотреть на Божий свет и поквокать друг другу о чем-то своем. Рыбаки приплывали ловить их «на квок», как назывался сомовий манок – специальная деревянная чашка с углублением на дне, издающая при умелом обращении звук, похожий на квоканье сома. Конечно, у рыбака была и крепкая леса-бечевка с хорошим кованым крюком размером в ладонь, на который насаживалась тухлая лягушка или куриные кишки (чаще бутерброд из того и другого). Снасть волоклась в 20–30 метрах позади лодки.
|
Лодка для этой ловли годилась не всякая, она должна была быть легкой, маневренной и бесшумной. Плеск волны о борт или скрип уключин мог испортить рыбалку. Долбленка из цельного дерева длиной 2,5–3 метра с одним веслом, по-украински «човнык», корма которого под рыбаком выступала над водой на 3–4 пальца, была наилучшим вариантом судна, но на нем еще надо было уметь плавать, не переворачиваясь (я в такой човнык сел только с третьего захода). Бечевка перебрасывалась через ухо, чтобы весло можно было держать двумя руками. Загребать нужно было, не вынимая весла из воды, по хитрой траектории – назад, вбок и обратно, чтобы човнык не рыскал, а шел точно туда, куда требуется; а требовалось бесшумно выйти метров на 50–100 выше жирующего сома и, поквокивая, сплавляться на него.
|
Долгожданный рывок лесой за ухо произошел, когда луна еще не ушла за Владимирскую горку. Уложенная кольцами на дне леска начала стравливаться. Дядя Володя положил весло в човнык, ухватился руками за леску, подсек и... пошел на буксире. Сом поплыл против течения до устья Десны в 6 км выше Киева и начал сваливаться с водой вниз мимо дядиного тезки – святого Владимира Крестителя и лаврской колокольни. Молился ли дядя Володя, чтобы святой Владимир послал ему удачу, я не знаю, но луны над Днепром, как на картине Куинджи, уже не было – все другие сомы снова залегли в ямы Чертороя.
|
После полудня дядя Володя вытащил сома на берег за Жуковым островом ниже Киева, где тогда не было ни одной дачи. Деревенские хлопцы пригнали телегу и помогли загрузить на нее сома и човнык. Хвост сома волокся по земле, не поместившись на телеге, сом был в два раза длиннее човныка. Дядя Володя ехал не спеша – триумфом можно и нужно было насладиться. Вдоль деревенских и киевских улиц, по которым ехала телега, собирались зеваки и комментировали размеры сома: «Такой рыбы нэ бувае». Килограммы и сантиметры рыбы никто не замерял, но ели ее почти месяц всей семьей, а семья была, дай Бог – у Володиной матери, моей бабуни Груни, только детей, родных и приемных, было 17 человек, а пироги с сомовьим плесом у нее получались отменные. Разве мог я после такого семейного рекорда гордиться 10-килограммовой рыбой? Конечно, нет. Но однажды Судьба дала мне возможность испытать, что такое Большая Рыба.
|
В 60-х годах того же XX века мы с друзьями во время отпуска ходили в походы группой в пять байдарок. Я ходил с друзьями только в те годы, когда был свободен хотя бы на месяц от полевых геологических работ. Группа была одна и та же, маршруты разные. В Карелии на озере Кереть рядом с Полярным Кругом самый мощный клев начинался в полночь, когда солнце ненадолго скрывалось за горизонтом, но было совсем светло. Это была не ленинградская белая ночь, но и не полярный день. Алая вечерняя заря сливалась с утренней бирюзовой, небо сливалось с зеркальной поверхностью воды, береговые «ели-ресницы над голубыми глазами озер» были в стороне и не мешали этому радужному слиянию, в центре которого мы находились. Такую красоту словами не опишешь и во сне, как пелось в песне о Карелии, не увидишь, ее надо видеть наяву, воочию. Все байдарки были на воде не столько из-за клева (рыбой мы уже пресытились во всех видах – в тройной ухе, в жареном, копченом и вяленом виде), но именно из-за этой красоты. Чтобы подольше наслаждаться ею, мы убеждали себя, что комаров на воде меньше, чем на берегу.
|
Байдарки объякорились на луде – подводном острове, где глубина была всего 2–4 метра и на который с большой глубины в такую ясную северную полночь поднималась крупная рыба, в основном окунь весом не меньше полкилограмма. Наконец дежурная байдарка пошла на берег вздуть костер: ужино-завтрак не отменялся, иногда можно было полакомиться не подножным кормом – рыбой, грибами и ягодами, а чем-нибудь вроде манной каши с сухофруктами. Когда с берега раздался стук ложки об миску – сигнал, что каша поспела и чай заварен, все начали поднимать якоря: всю рыбу не переловишь, а на берегу еще и стопка спирта ждет. Подняв в байдарку камень-якорь, я по традиции сделал последний заброс спиннинга «на счастье». Опять поклевка, и на этот раз по рывкам и трепыханию лески прогнозировался особо крупный окунь. Его можно было тащить нагло: спиннинг у меня был из стеклопластика со стальной сердцевиной, леска 0,8, тройник японский кованый, не разогнется. И вдруг – стоп. Спиннинг в дугу, байдарка подтягивается по леске как при глухом зацепе (забилось гадина-грузило между камнями!), но зацеп ни с места. Я подплыл сверху, с противоположной стороны, с третьей, четвертой; натягиваю леску до предела и бью дробь кулаком по комлю удилища. В траве этот способ иногда помогает, в камнях редко. А блесну жалко: уловистая «счастливая» универсалка из красной меди, с персональным клеймом «П» – я ее у Кольки Павлова на Птичьем рынке покупал (тогда он чаще по дореволюционной традиции Конным назывался, от тех времен осталось название Новоконной площади).
|
Сижу и думаю: отцеп, что ли, достать и спустить свинцовое кольцо по леске? Но это годится для травы или для мелкого коряжника, а не для крупных камней, по ним стучать свинцом бессмысленно. А на берегу уже разливают: все стоят с кружками в руках, и наш экономный «завхоз» отмеряет из канистры спирт деревянной ложкой. Леску резать или раздеваться и нырять? И вдруг...
|
Леска пошла вверх и вправо, байдарка развернулась и на приличной скорости, взрезая носом воду, пошла за леской. Стравив часть лески, я зажал катушку двумя руками. Хоть катушка и импортная, надежная, но ее шпулька от перегрузки могла полететь. Стравливать дальше нечего – лески на катушке осталось немного. Метров через 100 впереди по курсу образовался водоворот и плеснул огромный щучий хвост. Щука обозначила свои размеры. Ребята на берегу застыли со шкаликами в руках.
|
Потом леска обвисла, и я подмотал к себе наполовину изжеванного с глубокими порезами от щучьих зубов окуня весом около 2 кг. Тройник был у него глубоко в пасти, щука всегда могла окуня выбросить, так что мои усилия были бесполезны (я так утешаю себя до сих пор). Мы долго спорили, можно ли было вытащить эту щуку, сколько в ней было килограммов, но это тоже было бесполезно – сорвавшаяся рыба в зачет не идет. Сейчас я думаю, а что было бы, если бы я нырнул, чтобы отцепить блесну? И прихожу к выводу, что мне повезло: даже если бы щука не тяпнула меня зубами – все же не крокодил, хотя по размерам она не уступала иному крокодилу – то вполне могла обмотать леской и утопить. Кто знает, что ей в башку могло прийти?
|
В Карелии, но не на Керети, а на Лижмозере в Заонежье со мной происходили истории, которые до сих пор не могу объяснить, не прибегая к мистике. Вот одна из них. Мы с женой в две поплавочных удочки с одной байдарки ловим рыбу. Насаживаю личинки сосновых или еловых короедов (другой наживки там нет, разве что окуневый глаз) и снимаю рыбу с ее удочки, конечно, я, она только следит за поплавком (ну, это и кошки с собаками умеют, сигнализируя рыбаку о поклевке мявом или лаем) и дергает рыбу. У меня клюют разные рыбы – плотва, окунь, густерка и т. п., а у нее только сиги. Я тоже захотел поймать сижка, поскольку думал, что они ловятся только сетью. Редкость! И обидно – у нее берут, а у меня нет! Забрасываю свою удочку вплотную к ее поплавку. У нее сиг, у меня плотва. Проверяю глубину, насадку, меняемся удочками – все бесполезно. Сиги только у нее. Подплывают ребята на других байдарках, ловят здесь же. Сиги и только сиги у нее! У всех клюет, но не то. Вот и пойми эту рыбу, не прибегая к представлениям о потусторонних силах!
|
Наконец, о Большой Рыбе XXI века. В 2003 году к нам прилетел из Хабаровска родственник Валентин, большой любитель всяких, особенно велосипедных, походов по тайге, и начал показывать фотографии из мартовского похода, когда велосипеду на глубоком снегу делать было нечего и они пошли в гольцы на лыжах. Перебирая фотографии с уникальными таежными красотами, я вдруг ёкнул: на фото был незнакомый человек с огромным тайменем, а на заднем плане на снегу лежала резиновая лодка со спиннингом и багром (см. фото).
|
– Обалдеть! Это кто же с таким тайменем?
|
– Мой друг, Игорь Борисович Ольховский, мы с ним четыре года ходим.
|
– Он пошел на лыжах со спиннингом и резиновой лодкой? Я таких рыбаков не видел! Лыжи и спиннинг несовместимы! Ведь реки еще не вскрылись!
|
– Он всегда со спиннингом ходит, Анюй – река горная, там и зимой промоины найдутся. И лодка при этом не лишняя.
|
Я забросал Валентина вопросами: в каком месте притока Амура, реки Анюй, поймали эту Царь-рыбу, на какую леску, сколько времени вываживали, куда дели и т.д. Ответы меня поражали: дело происходило в 200 км от Хабаровска вблизи устья Анюя, недалеко от села Троицкое, таймень весил 50 кг, вываживал его рыбак 4 часа, леска 0, 2 мм...
|
– Сколько, сколько? Это же почти конский волос!
|
– Нет, японская плетенка, на разрыв 18 кг.
|
– Но рыба-то весила пятьдесят, а в рывках?
|
– Умеючи надо тащить, не психовать, а Игорь умеет задавить адреналин и на четыре часа. Хотя у тайменя терпения тоже хватало: видишь, под ногами у Игоря ленок в три кг. Он отрыгнул ленка только на берегу.
|
– Значит, голоден не был. Но про три кг ты загнул, на вид ленок не больше двух.
|
– Взвешивали, палец разгибать не буду.
|
Вес тайменя у меня подозрений не вызвал, поскольку рядом был человек, весивший явно больше 80 кг. На какую насадку таймень польстился, перекусивши, я спросить забыл, поскольку за тайменем сам всегда ходил с самодельной мышкой. Я попросил оставить мне фотографию, чтобы отдать ее в журнал – такое чудо должны видеть все, но Валентин сказал:
|
– Автора нужно спросить, может быть, он ее уже пристроил в туристическую рекламу или на выставку. В прошлом году он выставлял свои фото от Хабаровского края в Париже – к нам интуристы в дальневосточную тайгу за экзотикой прилетают. Если он разрешит, я тебе эту фотку пришлю. А рыбу мы съели всю, не оставив ни чешуйки, ни хвоста: ребята пожрать могут.
|
Фото добралось до меня с оказией почти через год. Автор публикацию разрешил с одним условием – выслать ему экземпляр журнала с этим фото. Я так и не знаю, на блесну, мышь, воблер или еще на что-то он поймал свою Большую Рыбу, но узнавать не хочу, хотя мне дали его телефон и адрес электронной почты. Убежден, что дело не в насадке, а в Судьбе, которая посылает нам удачу, если мы достойны ее. Сейчас он опять в походе с неразлучным спиннингом.
|
Ни чешуйки тебе, ни хвоста, Игорь Борисович!
|
|
Охота и рыбалка. ХХI век
|
|
Юрий АЛЕШКО-ОЖЕВСКИЙ
|
|
http://www.mk.ru/numbers/1321/article40742.htm 01.10.2004
|